Дипломатия - Генри Киссинджер

Как человек военный, Эйзенхауэр понимал, что защита Южного Вьетнама должна начинаться с Лаоса. Он со всей очевидностью рассказал Кеннеди во время передачи дел, что был готов осуществить интервенцию в Лаосе, если надо, то в одностороннем порядке. Первое заявление Кеннеди по Лаосу не противоречило рекомендациям Эйзенхауэра. На пресс-конференции 23 марта 1961 года он предостерегал: «Безопасность всей Юго-Восточной Азии окажется под угрозой, если Лаос лишится статуса независимого нейтрального государства. Его собственная безопасность зависит от безопасности всех нас — в его подлинном нейтралитете, который должны соблюдать все»[929]. И тем не менее, когда Кеннеди через пять дней после этого представлял свою новую политику по вопросам обороны, то настаивал на том, что «фундаментальные проблемы, стоящие перед миром сегодня, не поддаются военному решению»[930]. Хотя это заявление не совсем противоречило решимости защищать Лаос, оно все-таки не было громким призывом к военным действиям. У Ханоя никогда не было никаких иллюзий по поводу ведущейся войны, и он был готов использовать все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы эту войну выиграть. Кеннеди же был более неоднозначным. Он надеялся, что ему удастся сдерживать коммунистов в основном политическими средствами и при помощи компромисса, если это вообще возможно.

В апреле 1961 года, потрясенный неудачей высадки в Заливе Свиней, Кеннеди принял решение не прибегать к интервенции, а вместо этого положиться на переговоры как средство подкрепления нейтралитета Лаоса. Стоило угрозе американского вмешательства исчезнуть, как на переговорах по нейтралитету обязательно должна была возобладать мертвая хватка Ханоя. По правде говоря, Ханой вторично предавал нейтралитет Лаоса, взяв на себя обязательство уважать его на Женевской конференции 1954 года.

Разрабатывая сеть материально-технического снабжения, которую позднее назовут «тропой Хо Ши Мина», северовьетнамцы приостановили переговоры на целый год. Наконец, в мае 1962 года Кеннеди направил морскую пехоту в соседний Таиланд. Это привело к быстрому завершению переговоров. Все иностранные войска и советники должны были покинуть Лаос, пройдя через международные контрольно-пропускные пункты. Все тайские и американские советники ушли в соответствии с графиком; из 6000 человек вьетнамского военного персонала, попавших в Лаос, ровно 40 человек (да, именно 40) отбыли через международные контрольно-пропускные пункты. Что же касается остального контингента, то Ханой нагло отрицал, что он вообще вводился в Лаос. Теперь дорога в Южный Вьетнам была широко распахнута.

Эйзенхауэр оказался прав. Если Индокитай действительно являлся краеугольным камнем американской безопасности в районе Тихого океана, как утверждали вашингтонские руководители на протяжении десятилетия, то Лаос был более подходящим место для ее защиты, чем Вьетнам; по правде говоря, как раз только там, вероятнее всего, и нужно было защищать Индокитай. Даже несмотря на то, что Лаос был далекой страной без выхода к морю, северовьетнамцы, будучи там ненавистными чужеземцами, которых боялись, не могли заниматься на этой земле партизанщиной. Америка могла бы вести там войну обычного типа, которой была обучена армия, а тайские войска почти наверняка поддержали бы американские военные усилия. Перед лицом подобной перспективы Ханой наверняка отступил бы в ожидании более благоприятного момента для развязывания полномасштабной войны.

Такого рода трезвый стратегический анализ, однако, посчитали неподходящим для конфликта, воспринимаемого в основном в идеологическом плане. (Моя точка зрения в те времена тоже была не такой.) В течение десятилетия американские руководители выступали как ярые приверженцы идеи защиты Вьетнама, являвшегося, с их точки зрения, ключевым элементом азиатской оборонительной концепции; ревизия подобной стратегии посредством внезапного превращения далекого, отсталого горного королевства в центральное звено «теории домино» могла бы разрушить консенсус внутри собственной страны.

Исходя из всех этих положений, Кеннеди и его советники сделали вывод, что Индокитай следует защищать в Южном Вьетнаме, на чьей территории коммунистическая агрессия имела для американцев какой-то смысл, независимо от того факта, что принятое ими решение делает поставленную задачу в военном смысле почти невыполнимой. Поскольку не только пути снабжения через Лаос были открыты, но и коварный и весьма активный правитель Камбоджи принц Сиануком, полагавший, что ставки сделаны, согласился с организацией цепи коммунистических баз на всем протяжении границы Камбоджи с Южным Вьетнамом. Возникла очередная безвыходная ситуация в духе «Уловки-22»[931]: если районы баз на территории Камбоджи не трогать, то северовьетнамцы могли совершать нападения на юг страны и благополучно отходить в безопасные места на отдых и переформирование, что делало защиту Южного Вьетнама невыполнимой задачей; если атаковать территорию баз, то Южный Вьетнам и его союзники будут выставлены у позорного столба как совершающие «агрессию» против «нейтральной» страны.

Понятно было нежелание Кеннеди, с учетом Берлинского кризиса, идти на риск войны в Лаосе, на границе с Китаем, в стране, о которой и слышало-то менее одного процента американского населения. Но альтернатива полного отказа от Индокитая даже не рассматривалась. Кеннеди не пожелал отказаться от обязательств, которых придерживались в течение истекшего десятилетия администрации от обеих партий, особенно после Залива Свиней. Уход из Индокитая означал бы также признание поражения перед лицом испытания, каким воспринималось противостояние новой коммунистической стратегии партизанской войны. И что самое главное, Кеннеди верил в данный ему совет, а именно в то, что американская помощь позволит южновьетнамским вооруженным силам одержать победу над коммунистическими партизанами. В те невинные дни ни один из ведущих американских руководителей, к какой бы партии он ни принадлежал, даже и не подозревал ни на гран, что Америка направляется прямиком в трясину.

Кеннеди был известен тем, что в течение десятилетия публично высказывался по вопросам Индокитая. Еще в ноябре 1951 года он ухватился за тему, с которой больше никогда не расставался: одной силы для того, чтобы остановить коммунизм, недостаточно; американским союзникам в этой борьбе следует построить политический фундамент.

«Сдерживать продвижение коммунизма на юг имеет смысл, но не только полагаясь на силу оружия. Задача скорее заключается в том, чтобы создать на месте прочное некоммунистическое настроение, полагаться скорее на него, а не на легионы генерала де Латтра (французского командующего в Индокитае) как на ударную силу обороны»[932].