Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг

Я вытираю слезы с лица, а затем отвечаю:

– Если быть точным, восемь недель и шесть дней назад.

Смотрю на мать, но она не может уследить за ходом моих мыслей, и я сомневаюсь, что ей удастся подобрать ответ.

– Что?

– Ровно восемь недель и шесть дней назад, когда я искала прививочный паспорт. Помнишь, доктор Майнфельдер просил меня принести его на следующий прием? – Я вспоминаю, как копалась в многочисленных папках в кабинете отца. – Я спросила, можешь ли ты мне помочь, но ты спешила. – Я смотрю на нее. – Ты направлялась к двери, я думаю, тебе нужно было что-то забрать, уже не помню что, но что-то очень важное. Ты была одета в темно-синий костюм, вышитый бисером. – Она разглядывает меня и сглатывает. – По какой-то причине тебе нужно было срочно уйти, ты еще разговаривала по телефону, помнишь?

– Смутно, – говорит она шепотом.

– У тебя было плохое настроение, а я раздражала тебя своими вопросами.

– Я не помню этого.

– Ты направлялась к машине и сказала, что мне нужно поискать в гараже, – говорю я тихим голосом. – Там-то я все и нашла.

Услышав эти слова, она закрывает глаза. Теперь ей все стало понятно.

Настроение как будто выброшено в мусорное ведро. Такое ощущение, что я прыгнула в свинцовых ботинках в фонтан. Что за идиотский день. И судороги внизу живота не делают ситуацию лучше. Я тону. Возможно, все мы тонем в этой печальной попытке сделать вид, что все хорошо. Снаружи это выглядит так, но внутри меня разворачиваются настоящие бои. Как будто за столом сидят наши оболочки. Они нацепили счастливые маски и играют маму, папу, детей. Все улыбаются, но каждый на самом деле в своем мире. Наши мысли кружат вокруг наших проблем, как кружит коршун над умирающим животным.

Ларисса и Бастиан, очевидно, рассорились, мама старается не смотреть на меня, а папа каждые две минуты заглядывает в проклятый телефон. Было бы неплохо, если бы иногда он тратил на нас хотя бы половину того времени, которое он тратит на эту дурацкую штуковину. Мне кажется, если бы он стоял перед выбором, кого вытаскивать из пожара, меня или телефон, он бы на секунду задумался, ведь мне осталось недолго, а его iPhone практически новый.

– Кто-нибудь хочет еще кофе? – спрашивает мама практически шепотом, так что стук вилок по тарелкам почти заглушает ее голос.

Мне даже становится жаль ее в какой-то момент. Она делает столько работы по дому. И во все, что она делает, вкладывает свою любовь. В декорирование стола, в украшение торта, в то, как она расположила кучу разноцветных свечей. Любовь чувствуется в каждом кусочке собственно испеченного пирога и кропотливо уложенных салфетках. Мой взгляд падает на подарки, расположенные на краю стола. Они искусно оформлены, словно для витрин очень дорогого магазина. Несмотря на это, все чувствуют себя несчастными. Ларисса со злостью жует кусок пирога, и то, как она смотрит на Бастиана, не оставляет сомнений в ее желании, чтобы это был кусок его самого. И я даже не хочу думать, какой именно. Мама подкладывает Бастиану добавки против его воли, а папа как дикий стучит по экрану телефона. Внезапно он откладывает мобильный и улыбается Лариссе. Сейчас он либо произнесет отцовское праздничное поздравление, либо извинится и снова сбежит в офис.

– Ларисса, сокровище, ты знаешь, что я представляю интересы твоей учительницы по немецкому в одном неприятном деле, – говорит он и бережно кладет свою руку на ее. – Почему ты сама не рассказала нам, что у тебя самое лучшее сочинение в классе? – Он достает что-то из внутреннего кармана пиджака. Это два листа бумаги, сложенные пополам. – Я еще не успел прочитать его, но сейчас это исправлю…

Вилка Лариссы со звоном падает на тарелку, перебивая его слова, отчего наша мама вздрагивает, а я смотрю на Бастиана, который сейчас с удовольствием находился бы в другом месте.

– Что? – резко спрашивает Ларисса.

– Да, госпожа Йохимсен отправила мне твое сочинение, – растерянно говорит он. – Я распечатал его в офисе, чтобы мы с мамой могли его прочитать, – он с удивлением смотрит то на Лариссу, то на маму. – Госпожа Йохимсен считает, оно написано для Т…

– Нет! – рассерженно орет Ларисса и наклоняется над столом. – Я не хочу, чтобы вы его читали!

Мне даже становится интересно, когда у Лариссы открылись способности к письму, потому что до этого она была средненькой, но я решила не произносить этого вслух, ведь сегодня как-никак ее день рождения. Несмотря на то, что, окажись в такой ситуации я, она бы совершенно точно не оказала мне такую услугу. Ларисса хватается за вилку.

– Но, дорогая, – подбадривающе говорит мама, – это же замечательно, госпоже Йохимсен настолько понравилось твое сочинение, что она решила сообщить о нем твоему отцу. – Она гордо улыбается. – Мы бы с удовольствием прочитали его.

Ларисса хватает вилку как орудие убийства и отвечает дрожащим голосом:

– Я не хочу, чтобы это сочинение было прочитано кем-то, ни при каких обстоятельствах!

Она смотрит на отца, но я не обращаю внимания на все, что она говорит, потому что от обеденного стола меня отрывает внезапная вибрация моего телефона и переносит мысли к Оскару.

Новое сообщение на «Фейсбуке».

Оскар Зальцман:

Я должен раскрыть тебе тайну.

Я, улыбаясь, смотрю на окошко «Сообщение» и отвечаю.

Тесса ван Кампен:

Какую?

Оскар Зальцман:

Ты точно хочешь знать?

Тесса ван Кампен:

Точно.

Оскар Зальцман:

Извини, но ты меня не убедила.

Мое сердце напоминает метроном, который контролирует Оскар. Удары слишком быстрые.

Тесса ван Кампен:

Пожалуйста, раскрой мне тайну.

Оскар Зальцман:

Я скажу только одно слово.

Я жду и пялюсь на экран.

Тесса ван Кампен:

Ну?!

Оскар Зальцман:

Хе-хе-хе-хе. Ты правда хочешь знать?

Тесса ван Кампен:

…

Оскар Зальцман:

Мне нравится, когда ты нетерпелива.

Тесса ван Кампен:

ОСКАР!

Оскар Зальцман:

Хорошо, хорошо. ПОДЪЕМНИК.

Я резко отодвигаю стул и быстро встаю. Скрип ножек заставляет обратить на себя и, конечно, на меня внимание четырех пар глаз. Мама бледнеет, отец сглатывает слюну, и даже Ларисса озадачена, а может быть, благодарна за то, что мы больше не обсуждаем ее сочинение. Отец отпускает ее руку и с опаской смотрит на меня.