Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, мне больше не шестнадцать. А может, никогда и не было по-настоящему. Я так много думала, как будто пыталась за это время, которое у меня еще осталось, подумать обо всех вещах, которые могли бы произойти за всю жизнь. Я делаю глубокий вдох. Может, это и не было расточительством времени. Может, я такая, какая есть. Но последние недели посвящены моему желудку. У него нет шансов в борьбе против моего разума. Я чувствую, как последний кусочек хлеба, перемешанный с соусом, мягко тает во рту, и в этот момент я вспоминаю Оскара и дрожу от мурашек, бегущих по коже.
Да, может быть, жизнь делает все, что захочет, но, возможно, она знает, что делает. Наверное, я должна наконец осознать, что в моих руках не осталось ничего, кроме момента. Самое время признать это. Я не знаю, как лучше. У жизни намного больше опыта, чем у меня. Хоть я и никогда не управляла своей жизнью в полной мере, это прекрасно – передать бразды правления кому-то другому, несмотря на то, что мне тяжело смириться с этим.
Это впечатляюще. Совершенно неважно, насколько я сытая, но для кусочка тирамису всегда найду место. Не имеет значения, сколько я съела до этого. Местечко найдется. Стоит признаться, после этого мне всегда становится плохо. Но это тошнотворное состояние стоит того. Я довольно откладываю вилку и не обращаю внимание на колющие боли на вдохе, они, по крайней мере, никак не связаны с моим сломанным сердцем и отсутствующей легочной артерией.
– Я должен кое-что сказать, – папа берет белоснежную тканевую салфетку. Мы ожидающе смотрим на него, пока он вытирает рот и затем кладет салфетку на стол. – Речь идет о деле Петерсена.
– Нет, пожалуйста, – Ларисса раздраженно закатывает глаза. При разговоре на любую другую тему мама могла бы взять себя в руки, но сейчас она просто сжала губы.
– Я откажусь от дела.
Мы в недоумении смотрим на него. Вопросы витают над головами как выноски с текстом, но мы не можем ничего сказать, словно нас парализовало. Первой отходит мама. Она откашливается и с придыханием произносит:
– Что? – она говорит так тихо, как будто он сказал что-то неприличное. Что-то такое, что нельзя произносить вслух на публике. – Ты… ты откажешься от дела?
– Да, я откажусь от дела, – отвечает отец и нежно улыбается. – Я хочу проводить больше времени с семьей.
Озвучив это, он смотрит на меня, и я не знаю, как должна на это реагировать. Я должна радоваться? У него были месяцы. Месяцы. Но он продолжал работать. Не сосчитать, как часто мне хотелось видеть его больше. Как часто мне хотелось, чтобы он наконец отказался от этого проклятого дела. Я смотрю на Лариссу, она улыбается. Все улыбаются. Кроме меня.
– Это замечательная новость, – говорит мама, и ее глаза наполняются слезами.
– Я тоже так считаю, – отвечает Ларисса.
Все смотрят на меня. Три пары глаз сверлят меня взглядом в ожидании, и я точно знаю, что в этот момент думает моя сестра: «Скажи спасибо, ведь он сделал это только ради тебя. Ради нас он бы не сделал ничего подобного». А я думаю: «Если бы один из вас умирал, он поступил бы так же. Я, честно сказать, с удовольствием бы продолжила жить». Но мы обе молчим, потому что знаем, как родители относятся к скандалам на публике.
– Тесса, любимая, а ты что думаешь? – спрашивает он и кладет свою теплую руку поверх моей. Я хочу что-нибудь ответить, но мой язык онемел. Как на приеме у зубного. Как будто подействовала анестезия. – Дорогая?
Я прокашлялась:
– Ты это делаешь из-за меня?
Он смотрит на меня какое-то время, затем отвечает:
– Да, поэтому тоже.
– Я… – начинаю говорить, но останавливаюсь.
– Продолжай, – мягким голосом говорит он и подбадривающе улыбается, но я не знаю, что должна сказать.
Сейчас неподходящее время. Я хочу аккуратно преподнести им это. Без Лариссы и ее взгляда. Внезапно мне становится ясно, что не будет подходящего момента, чтобы рассказать семье о том, что последние недели мне хотелось бы провести с Оскаром. Без них. Я причиню им боль, хотя не хочу этого. Они обидятся, а мама будет ужасно плакать. Может, с моей стороны это эгоистично, но это мое последнее лето. И я хочу провести его с Оскаром. Я хочу ехать с ним по нашему маршруту и копить в памяти воспоминания до конца дней.
– О чем ты думаешь, милая?
– Я… – напряженно сглатываю и слышу, как произношу: – Меня не будет с вами.
– Что значит, тебя не будет с нами? – папа в недоумении смотрит на меня.
– Я хотела подождать с этим до конца ужина.
– С чем ты хотела подождать? – спрашивает он, и его голос звучит не как голос моего отца, а как голос серьезного адвоката, который не терпит нечетких ответов.
– Мы с Оскаром едем в Италию.
– Что?! – он спрашивает так громко, что люди за соседними столиками оборачиваются. Когда он замечает взгляды, направленные на нас, то берет себя в руки, потому что знает, что мама не выносит подобные ситуации. Он растягивает губы в кривой улыбке, а затем он сжимает мою руку и шепчет: – Ни за что на свете. Ты останешься со своей семьей, поняла?
– Я этого не сделаю, – спокойно отвечаю я.
– Ты никуда не поедешь. Ни одна, ни с парнем, которого ты едва знаешь.
– Почему нет? – я вытаскиваю свою руку из-под его.
– Очень просто. Потому что семья на первом месте, – говорит он сквозь зубы, потом взглядом ищет официанта и взмахом руки просит принести счет.
– Да? И с какого же это момента? – отвечаю я.
– Что, прости? – Отчаяние в его глазах заставляет меня сглотнуть.
– Как давно семья стоит на первом месте?
– Всегда стояла, – резко отвечает он.
– Странно, – говорю я. – Я несколько месяцев была дома. А где был ты?
– Я работал, – раздраженно отвечает он. – И не мог отложить все дела только потому… – он обрывает предложение.
– Только потому, что я умираю?
Я вижу, как мама делает испуганный вдох. Но молчит. И Ларисса молчит. Мы с отцом смотрим друг на друга, словно видимся впервые. Его образованное лицо вдруг стало эмоциональным. Он всегда был идеальным отцом, а я идеальной дочерью. Мое предыдущее «я» обрадовалось бы тому, что он вернется домой. Но о прежнем «я» не может быть и речи.
– Как ты можешь говорить такое? – упрекает меня он.
– Папа, ты отказываешься от дела не потому, что хочешь нас видеть чаще, а потому, что будешь жалеть потом, если не сделаешь этого сейчас.
– Тесса! – мама в шоке.
– Но это правда, – говорю я, качая головой удивительно спокойно. – Неужели один из нас должен умереть, чтобы ты посвящал нам больше времени? – Его взгляд – это смешение ярости и осознания вины. – Я точно не откажусь от последнего лета только потому, что ты вдруг вспомнил, что у тебя есть семья.