Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг

И ровно в этот момент мама, скорее всего, расплачется, а отец закроет глаза и, вздыхая, будет массировать переносицу. Нет, мне не стоит говорить это сегодня, по крайней мере, не за ужином. Это вечер Лариссы. Но я не могу им совсем ничего не сказать. Просто уехать и оставить записку. Или позвонить им, будучи уже в пути. Что они сделали бы в самом страшном случае? Посадили бы меня под домашний арест, когда я вернусь?

– А ты, Тесса? – спрашивает папа.

Я поднимаю взгляд – все смотрят на меня. Замечательно.

– Что, простите?

– Что ты будешь заказывать?

– Я возьму…

– Дайте угадаю! – перебивает меня официант и улыбается как-то по-итальянски. Он смотрит на меня так, будто пытается прочитать мои мысли, а затем триумфально произносит: – Равиоли, наполненные артишоком, с соусом «Аврора». Верно?

Я вообще-то хотела строццапрети и рагу из ягненка, но киваю, потому что он так рад и мне не хочется огорчать его.

– Точно, их.

– Я знал.

Он собирает меню и, улыбаясь, исчезает в направлении бара, а я размышляю, будет ли у меня еще возможность поесть пасту с рагу, или это мой последний ужин здесь. Я еще не успела прогнать из головы дурные мысли, как официант принес бокалы с шампанским и поставил их перед нами.

Мы поднимаем бокалы за Лариссу и чокаемся, и вместе со звоном бокалов неприятное чувство снова возвращается ко мне. Я больше никогда не отпраздную с ней день рождения, никогда не чокнусь с ней. В следующем году в это же время они будут сидеть тут втроем. Они будут заказывать еду, а официант будет спрашивать, почему меня нет с ними. Они расскажут ему, он будет растерянно смотреть в пол, и наступит неприятная тишина. Мама будет вытирать слезы с глаз, а отец тяжело сглатывать. Но потом они будут есть и поднимать бокалы. Они будут скучать по мне, но их жизнь продолжится. Без меня. Они день за днем будут преодолевать эти мысли, и постепенно меня с каждым днем им будет не хватать все меньше.

А когда-то я и вовсе превращусь в воспоминание, которое потихоньку исчезает. Призрак, который преследует их тут и там. Я глотаю ком, скопившийся в горле, и смахиваю слезы, пока отец прокашливается и готовится произнести речь.

– Ларисса, моя дорогая, последние недели мы думали, что тебе могло бы принести радость, – улыбается он. – Что-нибудь, что сделает тебя счастливой. – Я смотрю на сестру. В ее светло-голубых глазах отражается пламя свечей, а на губах легкая улыбка. – Сколько я помню, ты никогда не боялась. Ничего. Даже будучи маленькой девочкой, ты была бесстрашной… Иногда нас это даже держало в напряжении, – он подмигивает ей. – Да, должен признать, на татуировки я мог и не соглашаться. – Ларисса ухмыляется и кивает. – Но ты хотела их, и тебя было не отговорить. – Он кладет свою руку поверх ее. – Мы не во всем соглашаемся друг с другом, но ты точно знаешь, чего хочешь, и идешь своей дорогой, и этим я горжусь.

Да, Ларисса всегда была смелой. Раньше я бы сказала, что смелость и глупость стоят рядом. Но Ларисса не глупая. У нее просто намного меньше страха, чем у меня. Пока я размышляла о том, что может пойти не так, она просто прыгала.

– Дорогая, ты всегда полагалась на свои чувства и никогда нас не разочаровывала, – он сует руку во внутренний карман пиджака, достает небольшую коробочку и ставит перед ней. – Поздравляю с днем рождения, сокровище.

В мой шестнадцатый день рождения мир был еще в порядке. По крайней мере, мне так казалось. Тогда еще не было мечтаний об Оскаре и страха перед смертью. Были только Тина, Алекс, я и наши наивные представления о будущем, которое никогда не наступит. Полтора года назад отец так же произносил тост, только тогда речь шла скорее об упорстве и интеллекте, а не о смелости и собственном пути. Мы так же сидели в «Медичи». Даже за этим же столом. И мы поднимали бокалы. За меня и все то, что меня ждет. Странная штука – жизнь. Кажется, все будет продолжаться так же, но так не будет. Она делает все, что захочет. Мы погружаемся в иллюзию под названием уверенность в завтрашнем дне.

Я отошла от темы. На чем я остановилась? Ах да, на моем шестнадцатилетии. Я до сих пор помню, как была счастлива. Может, неизвестность и есть счастье? Я не знаю. После выпитого шампанского родители передали мне конверт. Я и сейчас не до конца понимаю, зачем они это сделали. Я имею в виду, какой в этом был смысл? Возможно, они хотели сделать меня счастливой. Или создать видимость. В розовом конверте было три билета на самолет и бронь отеля. И через пару недель Тина, Алекс и я полетели на выходные в Лондон и заехали в Оксфорд. Я до сих пор помню, как чувствовала себя в тот момент, первый раз так далеко от дома. Помню запахи, звуки, которые я услышала, выйдя из поезда. Когда закрываю глаза, то снова оказываюсь там. В тот день я безнадежно влюбилась в этот город. В город и его атмосферу, в архитектуру и маленькие уличные кафе. Помню, как стояла на тротуаре, а голубое небо обнимало светлые каменные постройки, и в этот момент я поняла, что хочу здесь учиться. Я видела себя в консерватории. И была уверена, что в этом городе я встречу мужчину всей моей жизни и останусь тут навсегда. Сейчас, полтора года спустя, я знаю, что умру. Я встретила мужчину мечты не в Оксфорде, а в вагоне метро. И я никогда не буду учиться в университете, ни в Оксфорде, ни в любом другом.

Лариссе подарили электросамокат. Это так символично. Сестра следует по своему пути, в то время как мой заканчивается. Я могу представить ее на самокате, как она постепенно удаляется. Ее подарок недолговечный, в то время как мой был планом на будущее. И все, что от него осталось, – воспоминания и большая мечта, которая никогда не осуществится.

Когда официант приносит еду, общение прекращается, и картинки в моей голове заполняют сознание. Я слышу, как папа что-то обещает сестре, вижу, как она улыбается ему с облегчением. Но я не успеваю спросить, о чем идет речь, потому что меня отвлекает манящий вид соуса «Аврора», поэтому начинаю есть. Я одержима светло-оранжево-красными соусами для макарон. Я разглядываю свою семью. И, хотя каждый сам по себе, мы все равно вместе. Каждый находится в своем маленьком мирке из домашней пасты и рыбы-меч. Святое молчание. «Можно даже услышать звуки наслаждения», – думаю я и улыбаюсь. Странно, как все поменялось за последний год. Вообще все. Прежде всего, мне больше не шестнадцать. Я всегда была стара душой, находясь в молодом теле, но за последние полгода пугающе повзрослела.

Раньше в моей голове всплывала картина, какой я буду, когда вырасту. После того, как озвучили диагноз, эта картина, кажется, превратилась в карикатуру, и я старалась больше не думать об этом. Когда учишься жить, оглашение смертного приговора подобно сертификату, который означает окончание обучения. Я съедаю последнее равиоли и подумываю, не заказать ли мне еще макароны с рагу, но мой желудок скоро лопнет, а я еще обязательно должна съесть тирамису, поэтому беру чиабатту и макаю ее в соус.