Свои камни - Вадим Олегович Калашник

А моего племянника отец Кирилл крестил по старому требнику своего прадеда. Правда он заранее отдал его переплетчику и сегодня он выглядит как новый. Воистину можно только позавидовать судьбе этой книжицы.

Так что, как бы ни старался резчик по имени Время, есть мастер куда искуснее его. Слава Богу.

Костик

Люди появлялись в фойе волнами. Каждый час по лестницам из-за стеклянных дверей ссыпались бисером пестрые танцовщицы, задумчивые шахматисты, музыканты, художники. Вслед за ними из коридора первого этаже вылетали заряды резчиков по дереву, робототехников, вышивальщиц бисером, оригамистов и прочих мастеров всевозможного плетения, лепки и разукрашивания.

Фойе наполнялось шумом. Начинал гудеть торговый автомат, продающий сок и минеральную воду. В воздух летели шапки. На полу рассыпалось содержимое сумок и пакетов со сменной обувью. Звенел смех и крики. Шуршали пестрые куртки, трещали липучки и взвизгивали застежки – молнии.

В дверях этот распаренный карнавал смешивался со встречным, холодным с морозца, потоком таких же танцовщиков, художников и робототехников.

Потом все стихало. Стихало на недолгий час. В фойе оставалось только несколько бабушек, сопроводивших и теперь ожидавших своих талантливых внуков. Оставалось только пройтись по фойе собрать упавшие или забытые кем-то предметы. Повесить их на видное место и возвратиться назад за свой столик у входа. В целом хорошая работа.

Константин Николаевич прошелся по фойе бросил в мусорную корзину брошенные на подоконнике скомканные фантики и, заметив, что стенд с рисунками наклонился, пошел его поправить.

На стенде красовалась надпись: «Годовщина великой победы». Все как положено – ордена, знамена, георгиевские ленты. Рисунки. Некоторые видимо совсем меленьких художников, угловатые танки исключительно в профиль. Самолеты со звездами летят, с крестами падают. Салют, парад, Кремль. В правом верхнем углу черный самолет роняет на город продолговатые бомбы. С земли к нему тянуться трассы зенитных снарядов. На дальнем плане такой же самолет уже падает. Попали.

Звук, с которым падает авиационная бомба совершенно невозможен. Его невозможно забыть и невозможно передать, никаким синтезатором, ничем, кроме другой падающей бомбы. Этот звук не просто слышен, кажется, что вместе с ним резонирует сама распадающаяся от ужаса человеческая душа. Правда к этому можно привыкнуть, и есть такие, кто потом и не замечает ни визга, ни бомб. Наверное, что-то отпадает от человека, когда он слышит этот звук слишком много раз.

А потом этот визжащий вой резко обрывается и через секунду возникает резкий удар, от которого подлетает вверх мостовая и во все стороны бегут волны словно земля превратилась в желе. И всегда сначала черный столб, затем горячая, сшибающая с ног, волна и только потом звук взрыва. И воздух вокруг наполнен невидимыми глазу кусками кирпича и металла.

– Бежим, Костик, бежим быстрее, – кричит тетя Лена.

Правой рукой она пытается, не выпуская сумочки, поднять меня с тротуара. А левой прижимает к себе перепуганного Павлика. Бомба взорвалась позади где-то во дворах, а еще одна прямо на мостовой, но уже ближе.

Наконец ей удается поднять меня, распластавшегося на асфальте, и мы снова бежим дальше. Там, где-то на Конюшенной есть бомбоубежище. Нам надо туда…

– А можно я вас нарисую?

Девочка лет десяти стоит рядом и смотрит на КН.

– Нарисуй, – растерянно ответил КН – Только мне сейчас некогда.

– А я в четверг, – невозмутимо отвечает девочка. – Мы с братом приходим в 17 :00, а забирают нас в 18:45. Только у меня занятие заканчивается на пол часа раньше, и я все равно сижу и жду его.

– Вот как, – ответил КН, поправляя стенд.

– Ага нас мама привозит, когда едет на свои занятия. А папа забирает, когда едет с работы.

– Удобно, – сказал КН и пошел к своему столику, девочка пошла следом. – А почему именно меня?

– Потому, что вы пожилой и все время здесь. – ответила девочка. – Только я вам сразу картинку не покажу. Мне несколько дней нужно будет рисовать. И нас еще только учат рисовать портреты.

– А зовут то тебя хоть как? – КН сел за стол и стал с интересом рассматривать художницу.

– Лена Дягилева, – сказала девочка. – А брата Георгий. Он на гитаре играет.

– Жора, значит. Это не тот который в прошлом году на городском конкурсе второе место занял.

– Он самый, – гордо ответила Лена. – только он с тех пор не любит, когда его Жорой зовут, а только Георгий.

– Буду знать, – ответил КН.

– Так можно нарисовать?

– Рисуй.

С лестницы горохом сыплется очередная волна учащихся.

Поздний вечер самое лучшее время. Здание стоит особняком подпираемое с трех сторон парком. Пересчитал ключи. Обошел коридоры. Обошел само здание и до утра свободен. Темно, тихо, только с улицы доносятся редкие звуки проезжающих машин, да вполголоса бухтит телевизор. Даже спать можно, прямо тут. КН принес из шкафчика в дальнем углу гардероба скатанный матрас и расстелил его на кушетке.

Как раз в это время зазвонил телефон.

– Константин Николаевич, у нас все в порядке? – голос директрисы звучит на фоне чего-то классического. Наверное, опять на концерте.

– Все в полном порядке, – ответил КН.

– Спасибо. До завтра.

В убежище было темно и пахло, так странно, такой душный, спертый запах. Сверху сюда доходил приглушенный звук разрывов. Бетонные стены начисто гасили оттенки и полутона этих звуков. Было только глухое. Бух! Бух! Бух! словно забивают сваю. И все раскачивалось.

Когда я, волочась за тетей Леной с разбитыми коленками и оборванным ремешком на сандале оказался перед дверями, дежурная просто втащила нас с убежище.

И только там при мигающем свете лампочки тетя Лена поняла, что Павлик умер. Вернее, ей сказали. Она думала, что Павлик у нее на руках описался, а его просто убило осколком.

А еще оказалась, что вход в убежище завалило, и мы сидели там два дня пока нас не откапали саперы. И Павлика похоронили там в подвале. А тетя Лена перестала говорить и волосы у нее стали серыми.

– Вот вы только сидите и не двигайтесь, – потребовала Лена.

– А если мне придется, отойти? – усмехнулся КН.

– А вы тогда потом обратно садитесь, как сидели.

– Хорошо, – согласился КН и снова сделал отрешенный вид.

– Что это ты, Николаич, сфинкса изображаешь – окликнул вахтера проходивший мимо концертмейстер Виктор Анатольевич.

– Натурой работаю, – не меняя позы ответил КН.

– Не мешайте дяденька, – кинула через плечо Лена. – У меня линия лба из-за вас съехала…

– А похож, – заглянув в рисунок сказал концертмейстер и поспешил по своим делам.

КН скосил глаза на Ленку. Она, высунув язык выводила что-то