Гнилое яблочко - Т. Р. Бернс

Затаив дыхание, я наблюдаю за ним из-за соседнего дерева. Крови не видно. Агрессивно настроенных хулиганов вроде бы тоже рядом нет. Может быть, стоит спросить, что с ним такое? Предложить помощь? Позвонить на горячую линию для горячих голов и сообщить о расстроенном хулигане?

Пока я колеблюсь, не зная, что предпринять, у Картера подгибаются колени. Он опускается на траву, склоняет голову и молотит землю кулаками. Плач сменяется икотой, плечи сотрясаются от рыданий.

— Браво!

Я подскакиваю. Картер выпрямляется. Из тени, хлопая в ладоши, выходит Анника. За ней по пятам следует мистер Громер, опустив голову и сгорбившись.

— Очень впечатляюще, — говорит она.

Картер встает и вытирает слезы.

— Возможно, стоит чуть убавить звук и отложить кульминацию, но тем не менее очень убедительно. — Она поворачивается к наставнику Картера, который стоит неподалеку рядом с тремя другими Драматургами. — Хорошо сработано, Марк.

Марк отвешивает ей легкий поклон. Картер улыбается до ушей. Во всей этой демонстрации есть что-то неизмеримо странное… и все-таки она заставляет меня жалеть, что Анника не видела, как я сегодня поражал мишени в поле.

— Скучаешь по дому?

Я оборачиваюсь на голос. Элинор, та самая рыжеволосая красотка, сидит позади меня на скамейке, скрестив ноги. В свете высокого фонаря я могу разглядеть книгу у нее на коленях.

— Это нормально, — кивает она.

Я бросаю взгляд на фонтан, возле которого хулиган готовится снова заплакать на глазах у Анники и всех остальных. Я спешу к Элинор, пока они не услышали ее — или не заметили меня.

— Я не скучаю, — говорю я, подходя к ней. — С чего ты взяла?

Она смотрит на мою руку. Я слежу за ее взглядом и с удивлением обнаруживаю, что все еще сжимаю телефонную трубку. В суматохе я совсем о ней забыл.

Элинор закрывает книгу и встает.

— Не хочешь прогуляться?

Она направляется в глубь двора по тропинке. Я гляжу ей вслед. Она хочет, чтобы я пошел за ней? А я сам этого хочу?

Двое старших хулиганов пуляют друг в друга из лазеров в траве за скамейкой. В перерывах между выстрелами они смеются.

— Мамочка, я соскучился по тебе! — выкрикивает один.

— Папочка, забери меня отсюда! — поддакивает второй. — Мне не хватает моего плюшевого мишки, и мне пора баиньки, и…

Я бегом припускаюсь по тропинке. Голоса шутников, которые, видимо, слышали весь мой телефонный разговор, затихают.

— Я — Элинор, — говорит она, когда я ее догоняю.

— Я знаю, — киваю я. Мои щеки начинают гореть под ее удивленным взглядом, и я добавляю: — Слышал на церемонии назначения кураторов. И на уроке.

— А. — Она отворачивается, заводит руку за спину и приглаживает зеленую атласную ленту на кончике косы.

— Гудини украл у меня запонки в виде роботов, — говорю я сочувственно. — До сих пор не понимаю, как ему это удалось, они же были пристегнуты к рукавам. Как он только их отцепил и утащил, если пиджак все время был на мне?

Она улыбается, и я не могу не улыбнуться в ответ.

— Что в этом смешного? — спрашиваю я.

— Ничего.

— Ты выглядишь так, будто сейчас рассмеешься.

Она останавливается и поворачивается ко мне:

— Ты очень быстро говоришь.

— И что?

— Значит, ты нервничаешь. — Она делает паузу. — Так?

Нервничаю? Я? Я поступил в секретный тренировочный лагерь для подготовки хулиганов. Я убил учительницу. Мой сосед по комнате — пироман. Я иду вслед за девочкой, которая сделала черт знает что черт знает с кем, о которой я ничего не знаю, и вокруг с каждой минутой становится все темнее. С чего бы мне нервничать?

Элинор шагает дальше.

— У тебя с ними близкие отношения?

Я спешу за ней.

— С кем?

— С родителями.

— О. Да. Очень.

Потом я задумываюсь. Близкие ли? Они, конечно, все время рядом… но они же родители. Им положено. И хотя мы с папой любим вместе расслабиться за теликом или порассуждать о футболе, с мамой мы проводим мало времени. Если только не считать тех минут, когда она ворчит, что я не делаю домашнее задание и не помогаю ей по дому. Все наши с ней разговоры, как правило, односторонние: она засыпает меня вопросами о школе и дает примерно пару секунд на ответы. Но разве это не обычное дело? В конце концов, дети и родители не обязаны быть лучшими друзьями.

— А у тебя? — спрашиваю я Элинор. — Как у тебя с родителями?

Вместо ответа она хватает меня за руку и затаскивает под густой полог из свисающих ветвей.

— Эй! — Я пытаюсь вырваться. — Что ты…

Она зажимает мне рот. Я мог бы укусить ее за руку, чтобы она меня отпустила, но пальцы у Элинор пахнут малиной, и это неожиданно приводит меня в замешательство.

— Не шевелись, — шепчет она.

Элинор пристально смотрит мне в глаза. Потом, видимо решив, что я не собираюсь с криком выбегать из-под деревьев, она опускает руку и всматривается в узкую щель между ветвями. Я гляжу ей через плечо. Четыре Добрых Самаритянина стоят вокруг пруда. Двое, вместе со своими красными сумками и всем остальным, прыгают в воду, а остальные достают из-под куста цистерны и шланги.

— Пошли, — говорит Элинор. — Пока они заняты.

Она встает и обходит дерево. Я наблюдаю, как промокшие Самаритяне вытаскивают из пруда хулигана. На нем гидрокостюм и маска для подводного плавания. Вокруг тела у него обмотаны шланги, которые ведут к цистерне на берегу. Кажется, Добрые Самаритяне только что не дали ему осушить пруд.

— Я думала, ты хочешь поговорить с родителями, — говорит Элинор. Она снова стоит рядом со мной.

— Я хотел, — отвечаю я. — И хочу.

— Тут есть секретный телефон. Настоящий, с двенадцатью кнопками. Я знаю, где его найти.

Я подпрыгиваю на месте.

— Откуда?

Вместо ответа она улыбается и выныривает из-под лиственного полога.

Я бегу за ней с бешено бьющимся сердцем. Я мчусь по траве и продираюсь сквозь ветки. Лавирую между деревьями и перепрыгиваю камни. Но Элинор бежит быстрее и в конце концов растворяется в сгущающейся темноте.

Мне удается поравняться с ней только один раз — она стоит на берегу речки и не знает, как переправиться. Когда она оборачивается, приземляется на камушек не больше моей ладони. Элинор перескакивает с камня на камень так легко, как будто речка — это асфальт, на котором мелом начерчены классики. Она больше не оглядывается — и слава богу: после первого же прыжка я приземляюсь лицом в ил.

— Ничего, я тут как-нибудь! — ору я, стирая грязь с лица.