Гнилое яблочко - Т. Р. Бернс

Ребята отрываются от палаток с едой и направляются к входу. Я жду, пока Лимон захватит салфетки и газировку, и мы присоединяемся к толпе.

— Студентов старших курсов просим занять отведенные им места, — объявляет голос над головой. — Первогодники, проходите вперед!

— Места в первом ряду, — замечает Лимон. — Неплохо.

Мама помешана на культуре и постоянно таскала нас с папой на струнные концерты и танцевальные вечера в Доме культуры Клаудвью, так что я знаю, что для некоторых людей — особенно для тех, у кого седые волосы и проблемы со зрением и/или слухом, — первый ряд подходит как нельзя лучше. Но лично я не люблю там сидеть. В основном потому, что трудно отключиться, когда музыканты находятся в метре от тебя и видят, что у тебя закрыты глаза.

Здесь меньше кресел, чем в Доме культуры, зато сцена огромная, освещенная прожекторами и сотрясается от звуков рока, так что шансы уснуть довольно малы. С другой стороны, первый ряд очень близко к сцене, и баннер «Приветствуем начинающих хулиганов», растянутый над креслами, заставляет предположить, что мы можем оказаться участниками представления. А это куда хуже.

Лимону, кажется, не передается мое волнение. Он устремляется прямо к нашей секции, хрустя попкорном и причмокивая газировкой. Я оглядываю задний ряд в поисках свободных мест, и тут кто-то хлопает меня по плечу.

Я поворачиваюсь. Позади меня стоит мистер Громер, тот самый молчаливый учитель из-за стола Анники. Он одет в черное шерстяное пальто, застегнутое под самый подбородок, и держит в руках два рожка с мороженым: в левой — клубничное, в правой — ванильное. Он что-то говорит, но музыка играет так громко, что я не могу расслышать его слова.

— Что, простите? — кричу я.

Он сжимает губы. Раздувает ноздри.

— Вы наступили на жвачку?

— Что?!

— Подошвы ваших ботинок вступили в контакт с предварительно прожеванной искусственной липкой субстанцией, которая затем затвердела, навсегда зафиксировав ваши ноги в неподвижном состоянии?

Я смотрю вниз. Приподнимаю сначала одну ногу, потом другую.

— Все, забудьте. — Мистер Громер протискивается дальше сквозь толпу. — Тоже мне вундеркинд…

Его разочарование почему-то меня приободряет. Я бегу к сцене и сажусь рядом с Лимоном в первом ряду. Эйб и Габи уже здесь. Элинор приходит через полминуты и занимает последнее свободное место, возле прохода. Она пришла одна и сейчас сидит молча, глядя в одну точку.

Я наклоняюсь к Лимону и киваю в сторону Элинор:

— Что с ней?

Лимон качает головой:

— Даже не думай.

— О чем?

— Ни о чем. Если не хочешь стать преданным слугой у снежной королевы Килтер.

Снежная королева? Холодная и неприступная? Наш разговор с Элинор не назовешь обстоятельным, но она мне все равно такой не показалась.

Прежде чем я успеваю расспросить Лимона, прожектора гаснут. Музыка прекращается. Зрители затихают. И затем сцена медленно наполняется светом — мерцающим синим светом, который напоминает мне о катке. Задняя часть сцены опускается и снова поднимается — уже с четырьмя хулиганами, которые играют на электрогитарах, барабанах и пианино. По сравнению с оглушительным роком, который сотрясал стены еще минуту назад, эта музыка очень тихая и серьезная. Размеренные удары, низкие ноты… Похоже на музыку из фильма, которая звучит в тот момент, когда злодей идет по пятам за героем, а герой об этом не догадывается. Ты знаешь, что сейчас случится что-то очень важное, но понятия не имеешь, что именно.

Узкая и длинная полоска сцены опускается — и возвращается на место с десятью хулиганами. На них джинсы, серебристые кроссовки, блестящие серые толстовки и солнечные очки — хоть мы и в помещении. Они стоят, расставив ноги и заложив руки за спину, и смотрят прямо перед собой.

Музыка, низкая и размеренная, продолжает играть, пока сцена поднимается, и замолкает, когда та становится на место. На несколько секунд в зале все замирают. Хулиганы стоят неподвижно, как статуи.

А потом наступает хаос.

Взрыв музыки. Пульсирующие прожекторы. Их лучи выхватывают хулиганов, которые рассыпаются по сцене. Один убегает в дальний конец, взбирается по шестиметровой лестнице и достает из-за спины сверкающий лук со стрелами. Второй хулиган вспрыгивает на крутящуюся платформу на другом конце сцены и поднимается все выше. Музыка становится громче и быстрее, и вращающийся вокруг своей оси хулиган поднимает над головой серебряный диск. На противоположном краю сцены первый хулиган в свете прожекторов поднимает лук и натягивает тетиву.

— Ничего не выйдет! — Лимон перекрикивает визжащий бас и грохочущие барабаны.

Лучник прицеливается в серебряный диск. Я согласен с Лимоном: это слишком смелая попытка.

Лучник отклоняется назад и выпускает стрелу. Она скользит по воздуху в лучах прожекторов… и попадает точно в центр крутящегося диска.

С куполообразного потолка опускается исполинский вертящийся шар. Сначала он кажется простым зеркальным шаром, как на дискотеке, но потом на нем появляются слова:

…

И толпа сходит с ума.

За этим номером следует много других. Факир окутывает всю сцену пламенем. Акробат кувыркается среди балок, образующих что-то вроде каркаса дома. Художник наскоро рисует зрителей на бетонных стенах, которые поднимаются по краям сцены. Смысл некоторых номеров от меня ускользает — например, когда один хулиган рыгает в микрофон, пока превратившийся в часы шар у него над головой отсчитывает шестьдесят секунд, или когда хулиганка снимает солнечные очки и таращится в зал, не моргая.

Все вместе это — что-то среднее между рок-концертом и цирковым представлением. Не могу сказать, что я все понимаю… но это не значит, что мне не нравится.

Наконец музыка перестает быть оглушительной. Хулиганы возвращаются на места. Все прожектора гаснут, кроме одного.

И на сцену выходит Анника. На ней темные джинсы, длинное, до пола, вязаное пальто из сверкающей серой шерсти и серебристые туфли на высоком каблуке. Она улыбается и машет рукой залу, из которого слышатся крики и аплодисменты.

— Рада всех видеть! — объявляет она. — Вам нравится представление?

Крики перерастают в пронзительные вопли. Я зажимаю уши.

— Я хочу сказать, что, хотя ваши сверстники долго и упорно готовились к этому шоу, на самом деле они развлекаются так каждый день. — Все еще улыбаясь, Анника смотрит на наш ряд. — И скоро новые студенты Академии последуют их примеру!

Зал снова разражается аплодисментами. Я убираю руки от ушей и кричу Лимону:

— О чем она говорит?

— Без понятия!

— Так что без дальнейших проволочек, — продолжает Анника, — объявляю восемнадцатую ежегодную церемонию назначения кураторов открытой!