Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский

всем остальным пренебрегать; вообще у него может быть только одно верное мерило: считаться не с теперешними слушателями, а с теми, кто впоследствии будет читать его книги.

Если же человек служит сегодняшнему дню, – его по справедливости можно причислить к шайке льстецов, которых история уже давно, с самого начала, отвергла так же, как гимнастика – косметику <…>

Итак, да будет мой историк таков: бесстрашен, неподкупен, независим, друг свободного слова и истины, называющий, как говорит комический писатель, смокву смоквой, а корыто – корытом, не руководящийся ни в чем дружбой или враждой, не знающий пощады или жалости, ложного стыда или страха, справедливый судья, доброжелательный ко всем настолько, чтобы не давать больше, чем он того заслужил, чужестранец, пока он пишет свой труд, не имеющий родины, не знающий никакого владыки, не мечущийся во все стороны в зависимости от чужого мнения, но описывающий то, что есть на самом деле <…>

Вообще историк должен быть похож в это время на гомеровского Зевса <…>

2. ФИЛОСОФСКИЕ ПОИСКИ ИСТИНЫ

Марк Аврелий. К самому себе: Размышления

II. 1. Поутру следует сказать себе: «Сегодня мне придется столкнуться с людьми навязчивыми, неблагодарными, заносчивыми, коварными, завистливыми, неуживчивыми. Всеми этими свойствами они обязаны незнанию добра и зла. Я же, после того как познал и природу добра – оно прекрасно, и природу зла оно постыдно, и природу самого заблуждающегося – он родной мне не по крови и общему происхождению, а по духу, я не могу ни потерпеть вреда от кого-либо из них – ведь никто не может вовлечь меня во что-либо постыдное, ни гневаться на родного, ни ненавидеть его. Ибо мы созданы для совместной деятельности, как и ноги, руки, веки, верхняя и нижняя челюсти. Поэтому противодействовать друг другу – противно природе, но досадовать на людей и чуждаться их и значит им противодействовать <…>

III. 15. Люди не знают, сколь многозначны такие слова, как «воровать», «сеять», «покупать», «бездействовать», «усматривать надлежащее»; для этого знания нужны не телесные очи, а некий другой орган зрения <…>

IV. 3. Люди ищут уединения, стремятся к деревенской тиши, к морским берегам, в горы. И ты также привык более всего желать этого. Все это, однако, говорит лишь о крайнем невежестве, ибо в любой момент ты можешь удалиться в самого себя.

V. 1. Если тебе не хочется подниматься чуть свет, то тотчас скажи себе: «Я встаю, чтобы приняться за дело человеческое. Неужели же я буду досадовать на то, что иду на дело, ради которого создан и послан в мир? Неужели мое назначение греться, растянувшись на ложе?» – «Но последнее приятнее». – «Так ты создан для наслаждения, а не для деятельности и напряжения сил? Почему ты не смотришь на растения, пичужек, муравьев, пауков, пчел, делающих свое дело и, по мере сил своих, способствующих красоте мира? Ты же не желаешь делать дела человеческого и не спешишь к тому, что отвечает твоей природе». – «Но ведь нужно и отдохнуть». – «Согласен. Однако природа установила для этого известную меру, как установила ее и для еды, и для питья» <…>

V. 121. Если кто-нибудь может с очевидностью доказать мне, что я неправильно сужу или действую, то я с радостью изменюсь. Ибо я ищу истину, от которой еще никто и никогда не потерпел вреда. Терпит же вред тот, кто упорствует в своем заблуждении и невежестве <…>

VI. 121. Скоро ты забудешь обо всем, и все, в свою очередь, забудет о тебе. <…>

VIII. 2. При каждом поступке задавай себе вопрос: Каково его отношение ко мне? Не придется ли мне раскаиваться в нем? <…>

XI. 5. Часто совершает несправедливость и воздерживающийся от какого-либо действия, а не только действующий.

3. ЖИЗНЬ – ТЕАТР

Плотин. Эннеады, III, 2, 15

Когда люди, существа смертные, в стройном порядке сражаются, обращая друг против друга оружие, – они делают это как бы забавляясь в борьбе-игре, они обнаруживают, что все человеческие заботы – забавы детские, и они показывают, что и в смерти их нет ничего страшного, что те, кто погибнет в войне или сражении, немного раньше получили то, что случится в старости, скорее, чем обычно, отходя и приходя вновь. Если, скажем, лишить их при жизни имущества, они могут понять, что и прежде оно им не принадлежало и что, когда другие завладевают им, их приобретение смешно, раз еще кто-то может похитить его у них; а если у них и не отнимут, то для них приобретение окажется хуже отнятия. И как будто на сцене театра, так следует смотреть на убийство, и на все смерти, и захваты города, и похищения; все это – перестановки на сцене, и изменения облика, плачи и рыдания актеров. Ведь здесь, в отдельных проявлениях этой жизни, не внутренняя душа, но внешняя тень человека и рыдает и печалится, как на сцене, по всей земле, повсюду устраивая себе театральные подмостки. Действительно, таковы дела человека, который считает жизнью только то, что в этой низшей и высшей сфере, и не знает, что, проливая слезы и пребывая в заботах, он – что дитя играющее. Ведь только с помощью того, что в человеке серьезно, следует серьезно же и заботиться и о серьезных делах; а в остальном человек – игрушка.

Глава XXXII

Римское право

Истоки. Римляне – народ, подаривший человечеству право. Правовым регламентированием были практически охвачены все стороны их жизни, общественной и личной. Римское право лежит в основе многих последующих систем права, вплоть до современных.

Римляне полагали, что есть законы божеские и законы человеческие. Вторые вытекали из первых. Соответственно, римляне делили право на два вида «fas» и «jus». Первый вид права определяется велением богов, но правовое осуществление этих законов боги тем не менее оставляли на усмотрение людей. Этим видом права руководствовались при заключении брака, усыновлении, а также при переделе земли, в международных отношениях, в вопросах, связанных с религиозным культом. Второй вид права составляли предписания властей и собственно суд. Толковали право высшие жрецы – понтифики. Между «fas» и «jus» не было противоречия: первая категория поддерживала вторую. Существовала также категория «nefas» – то, что противоречило «fas»: оскорбление богов, кощунство. Виновный в этих грехах посвящался богам, отдавался им на растерзание.

Сначала в семье единственным правовым субъектом (т. е. лицом, по закону имеющим все гражданские права принимать на себя юридические обязанности) являлся ее глава – «отец фамилии», власть которого была почти абсолютной, ибо он даже мог лишать жизни членов своей семьи, в которую входили не только кровные родственники, но и домочадцы, даже рабы. Однако постепенно, с усложнением структуры римского общества, усилением в нем собственно правовых основ, власть «отца фамилии» несколько ослабевает.

Еще