В омут с головой - Калеб Азума Нельсон

пути домой у тебя тоже не было слов. Вернувшись, ты сразу прошел к себе в комнату. Слезы падали, как легкий дождик. Ты неслышно всхлипывал, тихо заглатывал воздух. На каждом этапе жизни Шайрона ты узнавал в нем себя. Ты узнал себя, когда пресекались и затыкались все его попытки выразить себя. Узнал себя скукожившимся, маленьким. Узнал себя, когда Хуан сказал Шайрону:

Дай мне коснуться твоей головы… пусть она отдохнет у меня в ладонях… я буду рядом, обещаю. Чувствуешь? Ты в центре мира, друг.

Шайрон парит на волнах, а потом барахтается в воде с поддержкой своего названного опекуна. В нужный момент Хуан отпускает его. Голова над водой, глаза закрыты, рот напряжен от усилий, – Шайрон плывет, неуклюже гребя руками. Хуан заливается громким смехом. Он смог. Шайрон плывет. Ты почувствовал глухой удар, стук барабана, словно сердца, когда заиграла ‘Classic Man’ Джиденны в стиле ‘chopped and screwed’ – музыкальные фразы замедляются все сильнее и сильнее, гласные растягиваются, частоты все ниже… в твоей груди, это в твоей груди. В финальной сцене Шайрон взрывается, словно шарик с водой: слезы бегут по щекам.

Кто ты такой будешь?

Я это я, друг. И не пытаюсь быть кем-то там еще.

После кино ты неслышно всхлипывал в своей комнате, тихо заглатывал воздух, но не потому, что было так больно, а потому, что у тебя все еще оставалась надежда.

Сейчас лето. Наливая вино в бокал, она просит:

– Почитай мне. Ты давно не читал мне вслух.

Последним, что ты ей читал, был отрывок о прошлогоднем лете, 2017 года, когда ты стал свидетелем неконтролируемого приступа гнева, подобного огромной надвигающейся на берег волне. Ты записал свои мысли на этот счет, надеясь выстроить повествование вокруг конфликта, бурлящего в тебе. Хотел бы ты сказать, что это было случайное проявление жестокости, но оно таким не было. Все не так просто.

Давайте присмотримся к парню в наручниках, которого ты видел, сидя у стены. Его красивые дреды обрамляли лицо, как портьеры, он так хотел быть увиденным и услышанным, и то, что привело его к желанию быть увиденным и услышанным, в свою очередь, привело его к тому, чему нет оправдания, но есть объяснение. Спросим, например: что было раньше – жестокость или боль? Распад всего твоего существования на части, связанные с тем, что случилось в прошлом, и тем, что происходит в настоящем, и будет происходить дальше, ты хотел сказать, что был акт жестокости, был случай, который много-много лет назад начал ту жизнь, которую ты сейчас ведешь. Ты не мог осмыслить это сразу, поэтому записал вопрос и попробовал пристроить его в разные фрагменты текста в надежде, что никто не спросит, почему в руке черного парня с красивыми дредами – острое лезвие, пронзающее темную кожу, не захочет узнать, почему все это вообще произошло, но спросит, что стало причиной.

Ты прочел ей этот отрывок через несколько недель после знакомства. Ты уже читал ей кое-что раньше, но этот фрагмент был куда откровеннее, куда ближе к тебе настоящему. Да, ты говорил о травме, но это была твоя травма, и ты не возражал, чтобы она о ней узнала. Ты дал ей рукопись, и этого было достаточно. Ей не надо было объяснять, что ты тоже можешь радоваться, злиться, бояться, что иногда тебе страшно возвращаться домой в позднее время, потому что неизвестно, какая тебя настигнет судьба: та, что похожа на тебя, или та, что не желает тебя замечать или не желает замечать тебя настоящего. А может, ты вообще вернешься домой в целости и сохранности, чтобы прожить в страхе еще один день.

Сейчас лето. С ней ты свободен, а значит, тебе не нужно прятаться. Если голос и дрожит, то лишь потому, что тебе тяжело говорить об этой правде жизни. Читаешь следующий отрывок:

Полицейские дают друг другу предупреждающий знак, как в тех видео, где, заметив наличие какого-то предмета в руке черного мужчины, один кричит другому: «Берегись, оружие!» – они успевают всадить в него дюжину пуль, пока заряды у обоих не заканчиваются. Четыре – в цель, в тело, которое больше не принадлежит человеку, возможно, и не принадлежало никогда, ведь это не внезапная бесправность черных позволила двум полицейским стереть с лица земли чужую жизнь всего лишь из подозрения, нет, не внезапная – предубеждения относительно черных молодых людей существовали задолго до этого момента, до того, как он вдруг подошел под описание, до того, как двое полицейских на вертолете сочли его вандалом, бьющим автомобильные стекла, хотя у них не было доказательств, хотя им всего лишь сказали: «кто-то» в районе бьет автомобильные стекла, нет, это не случилось внезапно, это началось много лет назад, задолго до рождения этих троих, задолго до всех нас, и продолжается значительно дольше, чем видео длиной в 1:47 мин, где мне показывают убийство…

Вы сидите на диване, ты читаешь отрывок из еще не законченного текста. Голос дрожит, ты начинаешь нервничать, и она вдруг сжимает твою ногу своими тонкими пальцами. Еще несколько минут назад вы были на балконе. Прохладный вечер, она курила – и веки ее легко трепетали с каждым вдохом. Попросила почитать для нее. Этого давно не было. Ты притворился, что просматриваешь текст на экране телефона, хотя прекрасно знал, где должен остановиться палец. Начал чтение тем тоном, каким, на твой взгляд, может рассказывать историю старый друг. Ты начал чтение и вернулся в тот момент, когда видео пересекло Атлантику на крепком корабле интернета. Тело мужчины как будто смялось, и он упал на колени, словно пытаясь ползти. Если твой голос дрожит, то лишь потому, что тебе тяжело говорить об этой правде жизни. Ты в ярости оттого, что полицейские подали друг другу предупреждающий знак, как в тех видео, где, заметив наличие какого-то предмета в руке черного мужчины, один кричит другому: «Пушка, у него пушка!» – они успевают всадить в него дюжину пуль, пока заряды у обоих не заканчиваются. Ты в ярости оттого, что Штефан, и Элтон, и Майкл, и ты, да, ты тоже получали это предупреждение, совершенно не сознавая, откуда и когда ждать опасности. Ты просто знал, что ты в опасности.

Здесь и сейчас безопасно, но слезы по-прежнему льются.

– Я просто пьян.

– Все в порядке. Здесь ты в безопасности.

16

О, летние месяцы. Раз влюбиться означает растить желание, которое может и не воплотиться, то любить – значит продолжать взращивать его, это чувство, веря в то, что все сбудется.