В омут с головой - Калеб Азума Нельсон

одно фото сделал случайно. Ты по чистой случайности нажал спуск затвора спустя долю секунды после предыдущего кадра. Было солнечно, поэтому через 1/250 секунды и позже, в проявке, получилось вот что.

Мяч оторвался от руки бросающего. Вращаясь, летит по воздуху. Все четверо участников этой игры двое на двое застыли в едином порыве и смотрят, как крученый летит по воздуху на скорости, неуловимой человеческим глазом. Бросающий хочет, чтобы мяч попал в кольцо. У других, конечно, свои намерения, но бросающий, само собой, хочет, чтобы мяч попал-таки в кольцо. На голубом небе – облачная пыль. Плюс двадцать шесть, субботний июльский день. Если мяч попадет в кольцо, игроки поймают его и начнут раунд сначала. А если нет, один или несколько игроков подбегут к мячу и продолжат играть. Они делают это, потому что им это нужно, они этого хотят, они делают это, потому что чувствуют эту игру.

Ты столько всего хочешь сказать, но слов не находится.

Сейчас лето, слова неубедительные, но иногда это все, что у тебя есть. Ты сидишь в своем саду, изнывая от жары. На столике перед тобой похрустывает лед в стакане, а блокнот лежит неподвижно – так неподвижен сейчас воздух, влажный и липкий. Ты пишешь ей письма, создавая для нее мир, которым можешь поделиться. Пишешь о том, как увидел висящую в небе сферу в необычное время суток; это луна покоилась там – бледная в свете дня, полновесная – ночью. Ты стараешься писать медленно, чтобы она расслышала твои слова, но тебе и самому это нравится – когда все идет не столько из головы, сколько из груди.

Кстати говоря, играет Tribe Called Quest, песня ‘The Low End Theory’. Ханиф Адбурракиб, рассказывая о своем альбоме, спрашивает: «Интересно, в какой вселенной оказался каждый из вас, позволив сердцу управлять своими музыкальными вкусами и дав отдых ушам?» Тебе тоже интересно, что заставило негласного лидера группы, ее главную движущую силу, убрать все лишнее с верхов и позволить низким частотам доминировать, произносить свою молитву, жаждать свободы. Ханиф услышал, и ты это слышишь – в альбоме нет никакой злости. Там целая череда персонажей, но это только потому, что основная тема альбома – быть увиденным, услышанным, стать свободным – пускай на краткий миг, согласно кивая в ответ на слова Phife в песне ‘Butter’, пусть только в приятной неожиданности от зажигательной читки Баста Раймса в ‘Scenario’. Потому что, как сказал Ханиф – и с этим не поспорить: «Что же это за жизнь, если твой путь начинается с обвинений в недостатках, затем ты в луже крови на земле или на фото для полицейского досье, или калека в инвалидном кресле?» Странная судьба у тебя и всех черных людей: всегда заметные и невидимки, громкоголосые и заглушенные. И как же странно, что приходится выгрызать для себя маленькие моменты свободы, напоминать себе, что ты можешь дышать. Но как прекрасно ощущение этих минут, когда ты дышишь и в твоем сердце отзывается каждое слово Phife или рефрен: «Этот мир наш, этот мир наш». Как прекрасно быть в толпе и случайно наткнуться взглядом на незнакомца, в двадцати-тридцати метрах, когда вы оба совершенно неосознанно двигаетесь в такт барабанам, потому что это не то, над чем вам приходилось думать, это просто то, что вы делаете. Понимая это, вы поднимаете руки, приветствуя друг друга, чувствуете общность. Как прекрасны такие мгновения, когда не нужно прятаться! Как прекрасно под звук барабанов осознавать, что иногда просто жить – уже радость!

Сейчас лето. На тебе шорты и майка без рукавов, но пот градом. Ее голос доносится до тебя через вал звука – в доме ты включил ‘The Low End Theory’ на всю громкость. Твой брат, должно быть, пригласил ее войти. Она говорит по телефону, улыбаясь и, как всегда, внимательно слушая собеседника. Подходит, целует тебя в макушку и садится напротив, подтягивая кюлоты.

– Жарко, – произносит одними губами.

Ты идешь в дом, чтобы налить ей воды с огромным количеством льда. Когда возвращаешься, она как раз кладет трубку.

– Привет, дружок.

– Как дела? – спрашиваешь ты, ставя ее стакан рядом со своим.

– Ой, да никак, – разводит руками, – сейчас же лето.

– Это верно.

Сейчас лето, и точно как в Севилье год назад, еще до вашей встречи, ты проводишь послеобеденное время на улице: вы едите и пьете, а после идете в дом.

– Спать хочу, – говорит она. Жара убила в ней всю жажду деятельности. От жары вы стали медленными настолько, что можете наконец слышать друг друга, слышать молитвы, слышать ваши желания. Слышать, чего вы оба хотите.

С ее последнего визита твоя комната слегка изменилась. Ты убрал со стола большинство книжных башен, осталась лишь стопа слева – там то, что ты уже прочел и что собираешься прочесть в ближайшее время. На полу лежит стопка виниловых пластинок; ты пробовал свои силы в сэмплировании – искал фрагменты мелодий, которые можно наложить друг на друга и создать новый ритм.

Она ложится на твою кровать поверх покрывала, но потом резко садится и снимает свои крупные серьги-кольца. Ты ложишься рядом, устраиваешься знакомым для вас образом. Уже не имеет значения, как давно вы так не лежали. Как будто бы для вас это обычное дело. Единственная разница в том, что теперь светло – солнце пробивается сквозь легкие шторы. Теперь это скорее дневная, нежели ночная греза.

Она притягивает твою руку к своей груди, ты пододвигаешься к ней, прижимаешься грудью к ее спине. Ее дыхание учащается.

– Все в порядке?

– Да просто я вдруг подумала, – говорит она сонным голосом, – что у тебя есть возможность убить меня во сне. – Ты не в силах сдержать смех.

– Это не смешно, – произносит она сквозь сон.

– Не волнуйся. Ты в безопасности.

Сейчас лето, и можно сидеть у нее на балконе, медленно потягивая вино из бокала. Весь день вы ходили по Лондону: из дома – в Национальный театр на Саут-Банк, затем гуляли вдоль плещущейся в своих пределах реки. Вы вернулись к ней в дом лишь сейчас, ближе к ночи. Вы говорите об искусстве, об экспрессии и подавлении, и тут ты вспоминаешь фильм 2016 года «Лунный свет». Впервые ты посмотрел его в бесплатном уличном кинотеатре, в Ист-Лондоне и был поражен тем, как цветовая гамма может передать настроение. Яркая палитра Либерти-Сити стала отличным фоном истории, которая затронула глубины твоей души. Голубой, розовый, фиолетовый… После просмотра у тебя не было слов. В поезде на