В омут с головой - Калеб Азума Нельсон

как состоянием. Карабкаться на шаткий пьедестал, чтобы достичь вышеупомянутого состояния (или качества), и ни за что не спускаться вниз, даже когда шатание станет очень опасным. Ты думаешь, что нельзя ошибаться в момент свершения поступка – только постфактум.

Думаешь о том, что значит желать свою лучшую подругу в этом смысле. Думаешь о том, как долго ты уже живешь с этим желанием, сдерживаешь и подавляешь его, потому что иногда легче прятаться в своей темноте, чем открыться, стать голым и беззащитным и щуриться от собственного света. Ты думаешь, а так ли у нее? Думаешь о том, всегда ли можно убрать последствия. Размышляешь, проходя знакомыми ночными улицами, но с новыми ощущениями. Когда солнце начинает подниматься из-за горизонта, ты уже в парке, лежишь на земле. Прохладная трава и жар твоего желания, недвижная природа и бег твоего бьющегося сердца.

15

Сейчас лето. В магазине, где ты работаешь, сломан кондиционер. Считаешь часы до конца рабочего дня. Считаешь часы, и целые дни растворяются в твоих мечтаниях о том, как бы оказаться в другом месте. Работа не ужасная, но в этом и дело: для временной передышки она уж слишком комфортна, а учитывая, что ты и твои коллеги – всего лишь винтики гигантской ретейл-машины, у вас хорошие условия.

Это большой магазин на одной из самых шумных улиц Лондона. Гигантские окна нужны, чтобы впускать как можно больше света и создавать иллюзию, будто закупаешься не в четырех стенах, а под открытым небом. Ты целыми днями мечтаешь о том, как бы оказаться в другом месте. Улететь куда угодно и гулять. В прошлом году ты так и сделал – улетел в Севилью в августе, когда жара сковывает все твое существо – сильнее, беспощаднее по ходу дня – и ослабляет хватку только после сиесты. По утрам ты рано вставал и спускался в ресторан на первом этаже гостевого дома, где, несмотря на свой приличный испанский, еле-еле справлялся с задачей заказать тостаду[5] и черный кофе. Остаток утра ты гулял по окраинам, а потом возвращался к себе подремать. Проснувшись, ты открывал настежь балконную дверь, впуская в комнату разноязыкое многоголосье улицы. Садился за маленький стол, доставал потрепанный черный блокнот и начинал писать. Иногда ты перекусывал и шел на еще одну прогулку, в центр города, заходил в бар, а потом в ресторан с тапас. Ты сидел, свесив ноги в реку Гвадалквивир. Берег был не огражден, и при желании там можно было искупаться. Другие тоже так делали – не купались, но свешивали ноги в воду, так что на берегу выстраивалась линия из болтающихся в воде ног и слышались тихие всплески воды.

Сейчас лето, и ты жаждешь простого бытия. Хочешь читать. Хочешь писать. Хочешь ужинать с незнакомцами и не отказываться от очередной порции выпивки в очередном баре. Ты хочешь танцевать. Хочешь тусить в подвальном клубе в свободной одежде, трясти головой под музыку каких-нибудь парней, играющих не потому что должны, а потому что не могут без этого. Сейчас лето, и ты с нетерпением ждешь, когда твоя тревога уляжется. С нетерпением ждешь, когда ночи станут длиннее, а дни короче. Ты ждешь, когда все снова будут собираться на чьем-нибудь заднем дворе и жарить шкварчащее на открытом гриле мясо. Ты с нетерпением ждешь, когда снова сможешь смеяться так сильно, что в груди заболит, а голова станет легкой. Ждешь той безопасности, которую приносит радость. Тыс нетерпением ждешь, когда забудешь – хотя бы ненадолго – тот экзистенциальный ужас, который стягивает тебе грудь и отдается болью в левом боку. Ты ждешь, когда забудешь это, и, покидая дом, понимаешь, что вряд ли вернешься назад в целости и сохранности. Ты с нетерпением ждешь свободы, пусть даже короткой, непродолжительной. Ты ждешь.

Сейчас лето. Ты работаешь. Дни и ночи становятся равными, учебный год окончен, но ты каждый раз удивляешься, поймав вдруг знакомый ритм, думая: «Я знаю эту песню». Не менее удивительно, что ты идешь по магазину быстрым, размашистым шагом. Она подстриглась, кудри стали пружинистее и короче, но в целом не изменилась: полное озорства лицо, в глазах играет огонек веселья, стройное тело передвигается с несколько неловкой грацией, которая уже стала ее фишкой. Ты обнимаешь ее, прижимаешь к себе как можно сильнее и понимаешь, что тепло между вами двумя так никуда и не делось.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваешь ты.

– И тебе привет!

– Да, да, привет, прив… ты вернулась?

– Ага.

– Когда, как, почему?

Она смеется, наслаждаясь тем, как ты заикаешься от радости.

– Иди сюда, – говорит она, обнимая тебя снова.

– Сколько же времени прошло? Месяц?

Она кивает:

– Вроде того. – Пауза. – Очень много прошло времени, слишком много. – Вы отстраняетесь, и она тянется к твоему лицу, но не касается, а как бы обводит его черты, давая тебе четкий ответ. Сейчас лето, и она прочертила к тебе линию, а может, эта линия была и будет. Сейчас лето, и слова все еще звучат несовершенно и неубедительно, вот почему вы просто молча стоите рядом, позволив телам открыть друг другу правду.

Сейчас лето, и все движется с замедленной скоростью. Легендарный DJ Screw из Хьюстона, пионер стиля ‘chopped and screwed’, поставил бы песню в «неспешном темпе, чтобы проникнуть в музыку и понимать слова рэпера. Я делаю свои треки так, чтобы каждый мог их прочувствовать». Для Screw замедлить песню означало позволить ей дышать.

Есть в этой неспешности приятная свобода: частота снижается, и все происходит не столько в голове, сколько в груди. Ты произносишь слова грудной клеткой. Ты чувствуешь глухой стук барабана, словно удары сердца. Ты произносишь слова грудной клеткой, и в твоем голосе звучит сила. Ты произносишь слова грудной клеткой и доверяешь себе. Ты говоришь, осознавая, что, замедлив речь, ты можешь дышать. Странно звучит: ты можешь дышать, как будто кто-то позволяет или не позволяет тебе что-то совсем естественное, основу жизни. Значит, кто-то позволяет или не позволяет тебе жить. Пытаешься вспомнить все случаи, когда ты не мог дышать, когда приходилось с усилием делать вздох, пытаясь преодолеть давление в левой части груди, пытаясь преодолеть давление необходимости не забывать дышать. Пытаясь преодолеть давление необходимости знать, как ты будешь дышать здесь.

Сейчас лето, так что успокойся, замедлись и дыши. Представь – игра в баскетбол, на дворе июль, суббота, и ты отдыхаешь в сторонке. Тянешься в сумку за своей 35-миллиметровой, довольно тяжелой камерой. Начинаешь снимать, а позже, опустив негативы в раствор, обнаруживаешь, что