Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

«Стоя на якоре в десяти лигах от Кубы, – писал Фернандо, – исполненные голодом и беспокойством, не имея ничего, кроме сухарей, небольшого количества масла и уксуса, измученные за работой трех помп днем и ночью, поскольку суда были готовы пойти ко дну от множества червей, ночью произошел сильный удар, в результате которого „Бермудец“ [„Сантьяго“] задел нас и сломал форштевень, при этом и сам не остался целым, разбив себе корму почти до руля. С большим трудом, под сильным дождем и ветром, Богу все же было угодно, чтобы мы не зацепились друг за друга. Хотя мы отдали все оставшиеся якоря, ни один из них не удержался, кроме шкотового якоря флагмана. Когда рассвело, мы нашли лишь один целый канат, который, должно быть, тоже бы порвался, если бы ночь продлилась на час дольше. Но Богу было угодно избавить нас от этого, как Он уже избавлял от многих других опасностей». Колумб добавляет, что на этом коварном коралловом дне они потеряли три якоря.

Через шесть дней (что приводит нас примерно к 20 мая) погода улучшилась и флот продолжил двигаться на восток, «уже потеряв все запасные снасти, корабли были пронзены червями почти насквозь, а люди бездушны и отчаялись». При этом Адмирал осуществил заход в две гавани. Первую идентифицировать невозможно, вторая, которая, по словам Порраса, находилась недалеко от мыса Крус, а Фернандо называл Макакой, вероятно, была Пуэрто-Пилон. Поскольку на двух кораблях оставался только один якорь, «Сантьяго» пришлось встать за кормой «Капитаны» и привязаться к флагману канатами.

В весьма критическом заключении своего повествования Диего Поррас заявляет, что Колумб мог «очень легко отправиться» из этой гавани на Эспаньолу, которая, как он утверждал, находилась всего в 50 лигах (159 милях). На самом же деле от Пуэрто-Пилона до ближайшей гаитянской якорной стоянки было не менее 200 миль, причем против ветра и течения. Каравеллы никогда не смогли бы осуществить прямой переход, поскольку протекали с каждым днем все сильнее, и Колумб спланировал наиболее разумный курс для спасения путешествия. Он решил пойти левым галсом к Ямайке, оставив этот остров как можно дальше с наветренной стороны; а затем (если корабли еще смогут плыть) дождаться возможности для последнего броска к Эспаньоле. Если бы дальнейших ход судов оказался невозможен, Ямайка, находящаяся с наветренной стороны, оказалась бы наиболее выгодным (и, по крайней мере, не худшим) местом для высадки, нежели Куба. Люди верили, что смогут продержать каравеллы на плаву еще несколько недель, и предпочли продолжать свои монотонные работы у помп в надежде добраться до христианской страны.

Прошел почти месяц с того дня, как они достигли кубинских берегов. Две полузатонувшие каравеллы отправились из Пуэрто-Пилона в свое последнее плавание. «Днем и ночью, – писал Фернандо, – мы не переставали работать в три помпы на каждом судне; если какая-нибудь из них ломалась, нам приходилось вычерпывать воду котлами, пока ее чинили». Из всех монотонных работ на борту судна откачка воды из безнадежно протекающего судна – наихудшая. Она представляет собой изнурительный труд без передышки, при этом вы знаете, что ситуация не станет лучше. Колумб признал в своем письме к соверенам, что совершил ошибку, не добравшись как можно быстрее до Ямайки. В надежде прийти к Эспаньоле он пошел по ветру левым галсом, пока не достиг точки, которая, согласно его расчетам, находилась в 28 лигах от Гаити. Затем вода на «Сантьяго» начала прибывать с такой угрожающей скоростью, что оба корабля изменили курс и отчаянно понеслись против ветра к Ямайке. В ночь с 22 на 23 июня вода на «Капитане» доходила почти до палубы, но к утру, как и предполагал Адмирал, флот достиг бухты Пуэрто-Буэно.

Как показывает ее современное название – Драй-Харбор (Сухая гавань), здесь не было ни пресной воды, ни индейских деревень, которые могли бы стать источником припасов. Каравеллы держались на плаву в течение дня Святого Иоанна, а 25 июня под береговым ветром проплыли 12,5 мили на восток в гавань, «окруженную рифами» (еще в 1494 году Колумб назвал ее Пуэрто-Сан-та-Глория).

«Войдя в гавань и не в силах больше удерживать корабли на плаву, – писал Фернандо, – мы погнали их к берегу, насколько могли, ставя на мель борт в борт и подкрепляя их с обеих сторон, чтобы они не могли сдвинуться с места. В таком положении прилив поднимался почти до уровня палуб. И на палубах, и в носовой и кормовой частях было сложено что-то вроде хижин, где могли бы разместиться люди. Их намеревались надежно укрепить для защиты от индейцев, потому что в то время остров еще не был заселен или покорен христианами».

Там они и остались.

Глава 48

Оставленный (25.06.1503-7.03.1504)

А Сион говорил: «оставил меня Господь, и Бог забыл меня!»

Ис., 49: 14

Определение места, где «Капитана» и «Сантьяго» были выброшены на берег, чтобы бесславно закончить свою жизнь в плавучих домах, являлось одной из последних задач Гарвардской экспедиции в январе 1940 года. Под руководством мистера Чарльза С. Коттера из Лайм-Холл, бывшего моряка и инженера-строителя, изучающего эту проблему, мы последовали за уменьшенной и затопленной эскадрой Колумба к месту ее последнего упокоения. На западной стороне бухты Святой Анны (так несколько лет спустя была переименована Санта-Глория) пролив достаточной глубины ведет в лагуну, настолько хорошо защищенную линией коралловых рифов, что в день нашей инспекции, когда поднялся северный ветер, она была совершенно безопасной. На южном берегу этой лагуны находится песчаный пляж, уходящий в глубокую воду, с видом на океан по дуге около 150°. За пляжем есть небольшое возвышение, весьма удобное для наблюдательного пункта. Там испанцы разбили Севилья-Нуэва, свое первое поселение на Ямайке в 1508 году. Прямая линия пляжа и низкие берега не давали индейцам возможности неожиданно атаковать суда, стоящие на мели, из засады, а широкий морской обзор повышал вероятность, что любой проходящий мимо парус, внимание которого можно привлечь, будет замечен.

Можно представить себе процесс высадки каравелл на сушу. Сначала «Капитана», а затем и «Сантьяго» бросили якорь у берега, тяжелые запасы вынесены на берег, а каменный балласт отправлен за борт. От мачты к брашпилю первого судна протянули линь, обе команды сформировали «цепочку», чтобы вычерпать судно досуха и уменьшить осадку. До спада прилива борта «Капитаны» укрепили свежесрубленными бревнами, а при отливе в трюм сгребли песчаный балласт. При следующем дневном приливе тот же процесс повторили с другой каравеллой. Пока изъеденные червями остовы оседали на песок, на прибрежной