Сны инкуба - Лорел Гамильтон

Руки Жан-Клода сомкнулись на моих руках, тело его вытянулосьв изголовье кровати. Подушки давно разлетелись по полу, остались толькошёлковые простыни и мы трое. «Меняемся местами», — сказал Ричард. Этоказалось очень просто. Следовало бы мне не забывать, что с Ричардом ничегопросто не бывает.

Он взял меня руками за предплечья, чуть ниже, чем держалЖан-Клод, обернул мои руки своими большими ладонями и повёл вниз. Касался онтолько моих рук, то есть весьма невинного места, но движение было медленным,чувственным, с едва заметным прикосновением ногтей как знаком чего-то более твёрдогои куда более опасного. Руки его дошли до подмышек, ногти стали щекотать, ядёргалась и хихикала — отчасти от щекотки, отчасти от медленного, уверенногодвижения его рук. Я забыла, каково это — полное внимание Ричарда в постели.Когда думаешь, что больше не испытаешь такого прикосновения, очень стараешьсязабыть.

Я ждала, что его руки придут к моим грудям, но нет. Он повёлладонями по бокам, чуть ниже, едва коснувшись краёв груди, и повёл дальше вниз.От этого легчайшего прикосновения у меня дыхание спёрло в горле, глазазакрылись, я задрожала под его руками.

Эти руки, такие большие, что накрывали ребра и почтивстречались у меня на талии, эти большие пальцы, прижатые ниже пупка, внизуживота. Я ждала, чтобы его руки ушли вниз, а он, точно так как наверху, обошёлпо бокам. Провёл уверенным, длинным, медленным движением ладоней и ногтей, незадев даже края лобкового сочленения, касаясь только боков, бёдер, но ничегокроме. Руки его шли дальше вниз, но пропустили те места, где мне больше всегохотелось ощутить его прикосновение. Я даже постанывала — не от того, что онделал, а от того, чего он не делал. Что я хотела, чтобы он делал.

Я даже подняла руки, то есть попыталась, но руки Жан-Клодаудержали меня. Он прижимал мои запястья к кровати. Я приложила больше силы иобнаружила, что на дюйм-другой могу оторвать руки от кровати, но Жан-Клодуложил их обратно, встав на колени, чтобы иметь опору. Я заставила его изменитьпозу, приложить больше усилий, но и все. Тогда я сильнее попыталась освободитьруки — не знаю, почему, наверное, я просто не подумала, что это такое — когдане можешь уйти. Одно дело — теоретически понимать, что тебя зафиксируют, другое— ощутить это на практике. Для меня разница есть.

— Зачем ты вырываешься? — спросил Ричард такимголосом, какого я от него никогда не слышала. — Ты же знаешь, что Жан-Клодничего плохого не допустит.

Он перестал оглаживать моё тело, дойдя до лодыжек. Их он нестал прижимать к кровати, просто держал, держал в руках.

Я попыталась освободиться — не могла с собой справиться. Воттакая я. Скажите мне, что я чего-то не могу, или покажите это — и я станупытаться. Сейчас я пыталась не изо всех сил, но пыталась. Настолько, чтоощущала силу его рук, силу, которая могла бы согнуть сталь. Мне невысвободиться.

Он развёл мне ноги руками, развёл широко, ещё шире, пока яне попыталась его остановить. Это была игра, мы все на неё согласились. Яхотела, чтобы он был со мной, но игра там или что, но как он разводил мне ногисилой своих рук, пока Жан-Клод держал меня за руки, — от этого у меняпульс забился сильнее, и вырываться я стала уже не вполсилы, а более чемвполсилы. Глупо, но я ничего не могла с собой сделать. Я не могла не пытатьсяпомешать ему развести мне ноги, раскрыть тайные места, и то, что я не могла,меня и пугало, и возбуждало. Эти чувства должны быть взаимоисключающими, но этоне так.

— Скажи мне перестать, — сказал Ричард, и голосего стал ниже.

Я покачала головой:

— Нет.

— Тогда зачем ты вырываешься? — спросил он, и налице его отразилось нетерпение, что-то тёмное и что-то счастливое — все сразу.Он ещё сильнее развёл мне ноги, так, что ещё чуть-чуть — и больно. Даже мышцыбёдер начали болеть от растяжения. — Зачем вырываешься, если не хочешь,чтобы я перестал?

Я сказала единственное, что пришло мне в голову:

— Не знаю.

Голос у меня звучал прерывисто, будто пульс в горле мешалговорить. Тут я поняла, что Ричард так широко развёл мне ноги, что отбиватьсядействительно будет больно. От этого я сильнее попыталась поднять рукиЖан-Клода. Даже подняла на пару дюймов, отчего вампиру пришлось действительновстать на колени, чтобы меня удержать, а при этом его тело вдруг оказалось уменя над головой. Он болтался, мягкий, и пока Жан-Клод не утолит жажду, такойон и останется. Я люблю ощущать его во рту, когда он такой, потому что ощущениеэто недолгое — если Жан-Клод не голоден. А сейчас я могу изучать его мягкость,сколько захочу, и он не изменится. Я потянулась к нему, изгибая спину, поднимаягубы, но до него было не достать. Болтался прямо надо мной, но руки удерживалименя на кровати, и я не могла до него добраться. Жан-Клод должен был знать, чтоя хочу сделать, но продолжал держать за руки, а тело его изогнулось надо мной,отодвигаясь.

Я придушенно, сдавленно попросила:

— Пожалуйста…

— Что «пожалуйста»? — спросил Ричард с того концакровати.

— У ma petite пристрастие к мужчинам в мягкомсостоянии. Пока я не напитаюсь, она может позволить себе удовлетворять это…желание.

— А ты держишь его как морковку у неё передносом, — сказал Ричард, и голос его прозвучал на октаву ниже, так чтопочти ушам больно.

— Oui.

— Зачем?

— Разве это не та игра, в которую ты хотел играть?

Чуть заметная нотка рычания вырвалась из горла Ричарда.

— Да, да! — Он тоже стоял на четвереньках, но, вотличие от Жан-Клода, спереди был толстый и тяжёлый. — Только я хочу,чтобы она умоляла не тебя, а меня.

— А почему не нас обоих?

Они смотрели друг на друга, и я ощутила их — нет, не силу,но как будто их воля вдруг стала силой. Одна воля против другой.

— Ты решил не давать мне пить, — продолжалЖан-Клод, — намеренно. Ты думал, что без эрекции я для неёбесполезен. — Он улыбнулся. — Ты недооценил любовь ma petite кмужскому телу. Она любит нас во всех наших формах.

В последних словах была какая-то нотка, язвительный намёк,который до меня не дошёл. Должен был бы, но ощущение их рук на мне, вид обоих вголом виде отвлекал меня. Я никогда особо ясно не могла мыслить, когда они примне голые. Неприлично? Да, но правда.

Лицо Ричарда потемнело от злости, и первая струйка силыпотекла из-под его так туго поставленных щитов. Она заплясала у меня по ногамкак ветерок с адских равнин — такая жаркая. От неё мурашки побежали по телу. Имоя дрожь снова привлекла ко мне их внимание. Лицо Жан-Клода былоблагожелательно-нейтрально, непроницаемо. Ричард смотрел на меня, и гнев егоникуда не делся, но под ним угадывалось что-то иное. Это был секс, но было ещёчто-то потемнее. Что-то, обещавшее больше секса, больше, чем разумное ибезопасное. В этот момент в глазах его мелькнуло то, что он не хотел бы видетьни в каком зеркале; потом он отвернулся, и я не видела его лица. Будто он знал,что я увидела.