Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

убедили Колумба в отсутствии пролива как такового. Конечно же, у него не было возможности перейти Кордильеры: даже для менее трудного перехода Бальбоа потребовалось несколько сотен испанцев и не менее тысячи индейцев.

Каковы бы ни были причины, после Чирики Колумб сосредоточился на второстепенной цели этого путешествия – на золоте. Поиски пролива были окончательно завершены.

Глава 45

Верагуа (17.10–31.12.1502)

Но Он сказал им: это Я; не бойтесь.

Иоанн, 6: 20

Итак, десять дней флот провел в исследованиях прекрасной лагуны Чирики, одновременно обменивая золото и собирая небылицы о Сигуаре. Вероятно, последней гаванью, где они бросили якорь, был нынешний Блуфилде-Крик – по крайней мере, это было лучшее, что можно найти до Порто-Белло.

17 октября, выбрав день с западным ветром, флот вышел в море по Тигровому проливу (названному так из-за «любопытных глаз» красных бухт у входа), обогнул Пунта-Чирики и обнаружил маленький остров, по форме напоминающий испанский герб, который Колумб назвал El Escudo[319] (он и до сих пор называется Эскудо-де-Верагуа). Теперь они находились в лишенном гавани Гольфо-де-лос-Москитос.

Повернув на юг, к Мейну, каравеллы бросили якорь у устья реки под местным названием Гуайга, после дневного перехода в 38 миль. Здесь начинался регион, который туземцы называли Верагуа, важный источник золота (по крайней мере, так они сообщили испанцам, и при этом, вопреки обычному поведению, не соврали). Когда в 1536 году дочь Колумба донья Мария де Колон-и-Толедо отреклась от привилегий во имя своего сына дона Луиса Колона (внука Адмирала), свои наследственные титулы и привилегии над всей Испанской Индией он получил в качестве компенсации от императора Карла V. Это были владения площадью в 25 квадратных лиг. Параллельно наследник получил титул герцога Верагуа, который потомки Колумба носят и по сей день.

Флот, по-видимому, пробыл несколько дней в Гуайге в надежде установить контакт с туземцами, поскольку индейские деревни Верагуа располагались на реках на некотором расстоянии от побережья. 20 октября эта надежда воплотилась в явь, и испанцы обнаружили, что индейцы Гуайги гораздо более воинственны, чем кто-либо из тех, кого они встречали в этом путешествии. Фернандо (теперь ему исполнилось четырнадцать, и он стал полноправным членом команды) вспоминал, что шлюпки, причалив к берегу, были встречены более чем сотней индейцев, которые яростно напали на непрошеных гостей, вбежав в воду по пояс, размахивая копьями, трубя в рога, ударяя в барабан и отплевываясь в сторону христиан какой-то мерзкой травой, которую они все жевали. Испанцы попытались умиротворить негостеприимных хозяев, причем даже с некоторым успехом, поскольку им удалось подобраться достаточно близко, чтобы обменять шестнадцать «зеркал» из чистого золота стоимостью 150 дукатов на два или три колокольчика за штуку. На следующий день они попытались снова возобновить обмен, но оказалось, что туземцы заняли оборонительные позиции и были явно не готовы к радушному приему. Испанцы отказались высаживаться без какого-либо ободряюще-пригласительного жеста, а индейцы бросились в воду тем же способом, что и накануне, и знаками пригрозили метнуть свои копья, если шлюпки не повернут назад. Моряки ответили выстрелами, ранив одного индейца в руку, после чего агрессивные воины выбежали на берег. После этого инцидента были получены еще три золотых диска, а затем туземцы жестами пояснили, что у них больше ничего нет, поскольку явились на берег сражаться, а не торговать. «Но на этом этапе Адмирал и не искал торговли, а лишь собирал образцы», – замечает Фернандо. Если это так, Колумб, безусловно, получил неплохой ассортимент от этих индейцев гуайми.

Вдоль побережья Верагуа флот прокладывал себе путь против пассата. Хотя берег Гольфо-де-лос-Москитос и привлекателен внешне, но в своей основе крайне негостеприимен. От лагуны Чирики до залива Лимон (карибский вход в Панамский канал) на расстоянии более 125 миль практически нет гаваней (за исключением тех случаев, когда в устье реки имеется относительно глубокая для прохода судов отмель; в настоящее время таковые отсутствуют вообще). Прибрежная равнина очень узка – в некоторых местах не более нескольких ярдов, – а за ней сразу начинаются пересеченные возвышенности, покрытые непроходимыми джунглями и высокими, покрытыми зеленью горами. На побережье, состоящем из длинных песчаных пляжей, разделенных скалистыми утесами, задувают пассаты, что делает опасной (а зачастую и невозможной) высадку со шлюпок. Годовая норма осадков настолько велика, что ведение крупномасштабного сельского хозяйства здесь просто нерентабельно. Немногочисленные обыватели, освоившие это побережье, не имеют никаких средств связи с внешним миром, кроме выдолбленных каноэ, да и то в нечастые моменты, когда море спокойно. Эти каноэ могут проникать далеко вглубь страны по рекам, но здесь нет даже своего рода «пешеходных дорожек», которые соединяли бы их с населенными районами. Мы, участники Гарвардской экспедиции Колумба, пришли к выводу, что этот район – самая трудная часть открытий Адмирала, причем только благодаря сотрудничеству с правительством Панамы, предоставившим нам местный шлюп и лоцманов, удалось совершить (после нескольких почти акробатических кувырканий в прибое) высадку у Рио-Белен.

Единственный интерес Колумба на этом побережье заключался в поисках источника золотых украшений, так популярных у индейцев. Переводчики кое-как растолковали, что в этом регионе находятся копи этого металла, откуда и пришло все богатство. Продвижение Адмирала на восток невозможно проследить с какой-либо точностью, поскольку Фернандо, единственный из рассказчиков дающий какие-либо подробности, не называет расстояний, указывает мало дат и упоминает только индейские названия мест, не сохранивших такой исторической устойчивости, чтобы сохраниться на картах. Следующим заходом флота после Гуайги (вероятно, реки Чирики) было место под названием Катеба или Катива, где был «брошен якорь в устье великой реки». Местные туземцы подняли такую же тревогу с помощью труб и барабанов, однако быстро успокоились после состоявшегося обмена испанскими побрякушками на золотые диски. Даже их касик, защищенный от дождя огромным листом какого-то дерева, принял христиан на берегу и поучаствовал в «бизнесе», сдав один из своих дисков взамен на какие-то безделушки.

Сообщение Фернандо об одной находке в Кативе хорошо отражает его более поздние интересы как ученого и гуманиста. «Это было первое место в Индии, где увидели признаки настоящего здания, – писал сын Адмирала. – Это была большая гипсовая лепнина; отец приказал взять ее кусок, как память о местной древности». Этот странное упоминание больше не встречается ни в одном из отчетов об этом путешествии. Майя никогда не забирались так далеко на восток, и, конечно, испанцы достаточно хорошо знали разницу между грудой естественных скал и разрушенным зданием. Если бы Колумб увидел подобное, он обязательно упомянул бы об этом в письме к монархам как о свидетельстве какой-нибудь павшей восточной