Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

Иерусалиме открывался 22 июня. Мой доклад о возрастных изменениях состава белков в клетках при старении (The changes of macromolecular information in aging cells) был включен в заседания первого пленарного симпозиума 23 июня. Полную программу конгресса вместе с несколькими томами рефератов обычно выдавали участникам при личной регистрации в оргкомитете. Регистрационный взнос я оплатил уже давно, и номер в гостинице был для меня забронирован с 20 июня. Я записался лишь на экскурсию в Вифлеем – в недавнем прошлом иорданский город, где родился Иисус Христос. Из советских геронтологов я получал иногда письма и запросы на оттиски только от Геннадия Дмитриевича Бердышева из Киева, который в прошлые годы работал в Хабаровске и изучал особый тип быстрого морфогенетического старения тихоокеанских лососей. Другие мои коллеги из Киева, Харькова и Москвы переписываться не решались и на мои письма и редкие запросы оттисков не отвечали. Бердышев в письме от 20 января сообщил, что послал в оргкомитет конгресса заявку на доклад «Возрастные изменения структуры и функций хроматина» и реферат. Регистрационный взнос он предполагал оплатить уже после прибытия в Израиль. Конгресс в Иерусалиме открывал, согласно программе, директор Всесоюзного института геронтологии в Киеве академик Дмитрий Федорович Чеботарев, который с 1972 года был президентом Международной ассоциации геронтологии. В Иерусалиме планировалась церемония передачи этого поста профессору Дэвиду Даннону. Чеботарев как президент Ассоциации проводил с другими ее членами подготовительную работу, составлял программу, подписывал приглашения ведущим лекторам и докладчикам, а также председателям симпозиумов и секций. Естественно, что после 9-го конгресса в Киеве в 1972 году (см. главу 16), в работе которого из 2510 зарегистрированных участников 1143 были советскими учеными (436 из США и только 13 из Израиля), ожидалось, что советская делегация будет представительной и на 10-м конгрессе. По размаху исследований и количеству публикаций в области геронтологии Советский Союз в 1975 году занимал второе место в мире после США.

Я прибывал в Израиль 13 июня круизным лайнером из Сиракуз в Хайфу, с однодневной остановкой в порту Лимасол на Кипре. В Хайфу меня приглашал Дэвид Гершон, геронтолог, изучавший возрастные изменения ферментов. Я переписывался с ним давно и встретился в Киеве в 1972 году (см. главу 16). Гершон руководил отделом биологии в израильском Институте технологии. Здесь мне предстояло сделать доклад на семинаре и познакомиться с работой сотрудников отдела.

В 1974 году изучением возрастных изменений индивидуальных ферментов тканей занимались во всем мире лишь Робин Холлидей – в нашем институте на культурах тканей, Мортон Ротштейн – в США на нематодах и Дэвид Гершон – на дрозофилах. Я начинал работу в этом же направлении, но не с ферментами, а с хромосомными белками – гистонами.

Из Хайфы через три дня я приехал на поезде в Тель-Авив, уже как турист, а 20 июня – на автобусе в Иерусалим. До открытия конгресса у меня в Иерусалиме были намечены две встречи со старыми московскими друзьями – Борисом Цукерманом, уехавшим в Израиль в 1971 году, и Мэликом Агурским, приехавшим туда лишь в апреле 1975 года и в данный момент проходившим ассимиляцию в ульпане.

Два дня я гулял по Иерусалиму, в то время не очень большому городу (население около 300 тысяч человек), но с множеством исторических памятников и храмов трех основных религий. Каждый день я заходил и в оргкомитет конгресса. Списки ученых, прибывавших из разных стран, и их регистрационные номера для внутриконгрессной переписки обновлялись для обозрения три или четыре раза в день. Наиболее длинным к 21 июня был список американских ученых. Среди них оказалось много знакомых имен. За ним следовали списки британцев и геронтологов из Западной Германии. Из Советского Союза не появилось ни одного человека. В секретариате я узнал, что официально предварительную регистрацию прошли лишь три советских геронтолога, одним из них был Геннадий Бердышев. Но никто из них к 22 июня не смог приехать в Израиль. Ждали прилета президента IAG профессора Чеботарева. 21 июня от него пришла телеграмма, сообщавшая, что он болен и не может сделать отчетный доклад. Он просил профессора Натана Шока, бывшего президента IAG, зачитать готовый доклад и провести церемонию передачи полномочий Д. Даннону.

По числу участников (1271 из 37 стран) 10-й конгресс отставал от 9-го (делегаты из 41 страны), но исключительно из-за отсутствия советских ученых и геронтологов из Польши, ГДР, Венгрии и Болгарии. Безусловно, это могло быть лишь результатом секретной директивы Политбюро и правительства СССР, запрещавшей поездку в Израиль советских ученых. Другие страны Восточной Европы, кроме Румынии, последовали этому примеру. Восточный Иерусалим не признавался Советским Союзом городом, принадлежавшим Израилю. Этот бойкот, крайне неразумный для данной области биологии и медицины, далекой от политики, оборачивался весьма значительным ущербом для советской геронтологии, которая надолго выбывала из системы международного научного сотрудничества, изолируя себя от других стран. В ближайшем будущем никто не мог решиться отправлять приглашения советским ученым и включать их доклады в программу заседаний. Полный бойкот (на конгресс в Израиле не приехал ни один из советских членов международных геронтологических организаций) был равноценен выходу СССР из Международной ассоциации геронтологии.

(Следующий, 11-й Международный геронтологический конгресс планировался в 1978 году в Токио. Туда из 1840 участников лишь четверо прибыли из СССР. На 12-й в Гамбурге смогли приехать только семь советских ученых. На самом большом, 13-м конгрессе в Нью-Йорке в 1985 году среди 3100 зарегистрированных участников присутствовало лишь два человека из СССР, меньше, чем из Таиланда или Португалии, где не было геронтологических обществ. Я в последний раз участвовал в работе 14-го конгресса в 1989 году в Акапулько в Мексике. Из Советского Союза туда никто не смог приехать.)

Борис Цукерман и Михаил Агурский

С Борисом Исааковичем Цукерманом, физико-химиком, жившим в Москве, я был в дружбе с 1967 года, познакомившись в связи с нашей общей кампанией против нарушения советскими властями Всемирной почтовой конвенции. Я рассказывал о действиях Цукермана в книге «Тайна переписки охраняется законом», изданной в Лондоне и Нью-Йорке в 1972 году. Если я изучал в основном причины пропаж обычных и заказных писем и бандеролей в результате перлюстрации – незаконного вскрытия международных и внутренних почтовых отправлений, осуществлявшегося секретной почтовой службой КГБ («черным кабинетом»), то Борис Цукерман, убедившись, что его заказные международные письма пропали, составлял обоснованные требования о выплате положенной в таких случаях компенсации. Я тоже составлял и отправлял на Международный почтамт такие требования, но дальше этого не шел. Цукерман, как участник правозащитного движения (группа законников), начал предъявлять судебные иски к Международному почтамту, требуя компенсации. При