Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Р. Л. Берг была в 1945–1954 годах женой моего друга, генетика Валентина Сергеевича Кирпичникова, помогавшего мне в 1961–1962 годах в сборе материалов для книги по истории конфликта в советской генетике (см. главу 3). Причины их развода мне не известны. У Раисы Львовны и Валентина Сергеевича были две дочери – Елизавета и Мария.
Раиса Львовна окончила Ленинградский университет в 1935 году, специализируясь на кафедре генетики и экспериментальной зоологии. Там же она защитила кандидатскую диссертацию, а потом работала доцентом кафедры зоологии Ленинградского педагогического института. В 1948 году была уволена как морганист-менделист и смогла снова начать работу как генетик лишь в 1954-м. После организации в Новосибирске нового Научного центра АН СССР и создания в нем Института цитологии и генетики Раиса Львовна возглавила в нем лабораторию генетики популяций и получила ученую степень доктора биологических наук и звание профессора Новосибирского университета. Именно там я с ней познакомился в 1962 году, когда приезжал в новосибирский Академгородок узнать о возможности устроиться на работу. В 1966 году Раиса Львовна включилась в правозащитную деятельность и подписывала коллективные письма ученых в защиту Иосифа Бродского, Андрея Синявского, Юлия Даниэля, А. И. Гинзбурга и других. Политический климат в Академгородке был относительно либеральным. Усиление репрессивных мер в СССР в 1968 году в связи с событиями в Чехословакии привело к неизбежному увольнению Р. Л. Берг на пенсию, тем более что в Советском Союзе пенсионный возраст у женщин начинался с 55 лет. Она вернулась в Ленинград и до 1974 года трудилась на разных временных должностях. Раиса Львовна была исключительно одаренной женщиной, художницей, поэтом, очеркистом и лектором. Она владела немецким, французским и английским языками. Я с ней снова встретился в декабре 1967 года в Ленинграде на конференции, посвященной восьмидесятилетию со дня рождения Н. И. Вавилова. Она хорошо знала Николая Ивановича и выступала на конференции с воспоминаниями о великом ученом. В 1968 и в 1969 годах Берг приезжала в Обнинск, встречалась с Тимофеевым-Ресовским и читала мою рукопись «Международное сотрудничество ученых» у нас в квартире.
Моих советов Раиса Львовна не послушалась, и следующее письмо я получил от нее уже из Вены. Она, как и многие другие эмигранты, отказалась лететь оттуда в Израиль и теперь ждала переезда в Италию, в лагерь перемещенных лиц в Остии. Я посоветовал ей найти в Италии ученика Тимофеева-Ресовского профессора Адриано Буццати-Траверзо, популяционного генетика и в недавнем прошлом одного из заместителей генерального директора ЮНЕСКО, с которым я познакомился в 1973 году (см. главу 19). В январе 1975 года от Раисы Львовны пришло письмо уже из Италии, в ответном письме я сообщил ей адрес Буццати-Траверзо в Неаполе и вложил в конверт рекомендательное письмо на английском на бланке отдела генетики нашего института. Ответ от Р. Л. Берг от 18 февраля был более оптимистичен, чем прежние письма:
«Дорогой Жорес Александрович… Большое спасибо за хлопоты. Я встретилась с Буццати-Траверзо. Очень он замечательный, очень многое понимает, смотрит на мир с грустью, но без отчаяния, не считает положение безнадежным, как и я. Настроение у меня от встречи с ним немного улучшилось, а то я совсем было приуныла – получила письма от Корсона, Ауэрбах и Дельбрюка с полнейшим “поворотом от ворот” – ничего нет, и не просите.
Буццати все мгновенно понял про Грина, Лернера и Добжанского с их неодолимым желанием ласкать Беляева во имя посещения Москвы в 1978 году, когда будет конгресс. Сейчас Буццати разрабатывает план устройства меня в Штатах. Сам он нигде не работает, богат на мой масштаб ужасно, сотрудничает с ЮНЕСКО и пишет…»
Дмитрий Константинович Беляев, упоминаемый в письме, – академик и директор института в Новосибирске, где работала Берг. После смерти Б. Л. Астаурова Беляев был избран президентом Всесоюзного общества генетиков и селекционеров, и ему предстояла организация Международного генетического конгресса в Москве в 1978 году. Однако замечания Берг о западных ученых, отказавшихся якобы ей помочь, несправедливы. Шарлота Ауэрбах, британский генетик, была давно на пенсии, ей исполнилось 76 лет, Дельбрюк занимался вирусами и бактериофагами. Добжанский и Лернер были тяжело больны и на Генетический конгресс в Москву не собирались. Они до него и не дожили.
Раиса Львовна, как оказалось, подавала заявление об эмиграции вместе с дочерью Машей, имевшей ребенка, но разведенной. В таких случаях необходимо разрешение отца на выезд девочки, которого он не дал. Берг считала, что он «чинил препятствия в альянсе с КГБ». Она решилась на эмиграцию, не имея никаких приглашений, связанных с работой.
Интересными для меня были и первые впечатления Р. Л. Берг об Италии:
«Кризис у них какой-то игрушечный. Италия считается бедной страной. Так у нее всего завались. Что это за инфляция такая, когда все сыты и очередей в помине нет… Все вежливые. Люди работают. Никто не надрывается… А забастовки на забастовках. Сама попала в студенческую заваруху, и полицейские в меня стреляли патронами со слезоточивым газом. Все бежали прочь, а я стояла… Со стороны полиции идиотизм какой-то…»
Я написал Раисе Львовне, что смогу увидеть ее в Италии в июне по дороге на конгресс в Израиль, поскольку собирался добираться в Хайфу морем из Италии. Но в июне она уже находилась в США, а я не знал ее адреса и места работы. Как выяснилось позднее, Р. Л. Берг подключил на три года к одному из своих грантов профессор Джеймс Кроу (James F. Crow), известный популяционный генетик, также работавший с дрозофилой. Он руководил отделом генетики в Университете штата Висконсин в Мэдисоне. Я побывал там в 1977 году и нашел Раису Львовну вполне довольной своим положением. Ее дочь Маша и внучка к тому времени тоже выехали из СССР и поселились во Франции.
Рита на родине
В марте все формальности с визами и документами на поездку Риты в Советский Союз для встречи с заболевшим отцом были завершены, и я мог уже покупать билеты на самолет. Запланировали поездку на месяц, отлет – утром 21 апреля, возвращение – вечером 21 мая. При непредвиденных обстоятельствах дату возвращения можно было и отодвинуть. Нельзя сказать, что «были сборы недолги». Конечно, главное было повидать отца и сына, но хотелось встретиться и со многими другими людьми, а планировать программу визитов