Плач к Небесам - Энн Райс

— Я люблю тебя, — сказал он и подумал: «И ты почтизаставила меня в это поверить».

Голос его дрогнул. Ну как он может бросить ее? Как он можетбросить Гвидо? Как он может бросить самого себя?

— И когда ты уезжаешь? — спросила Кристина. —Если уж ты решил так поступить и ничто на свете не может тебя остановить...

Тонио покачал головой. Только бы она ничего больше неговорила! Она еще не приняла это, нет, еще не приняла, и, по крайней мере, вэтот миг ему было невыносимо слышать, что она притворяется. Последнеепредставление оперы должно было состояться на следующий день. И хотя бы этовремя у них еще оставалось.

И вот пришло время заключительной скачки. Лошади рвалисьвперед, врезаясь в толпу, подминая под себя зрителей, и хотя в воздухе стоялипронзительные крики, ничто не могло остановить их стремительное движение всторону площади Венеции. Мертвых и раненых тут же уносили прочь. Тонио, стоя навершине трибуны, прижимал к себе Кристину и смотрел на площадь, где на головывзмыленных, обезумевших животных набрасывали серые тряпки. Тьма медленноопускалась на крыши домов. Начинался великий завершающий ритуал карнавала,знаменующий последние часы перед наступлением Великого поста: мокколи[42].

Свечи повсюду.

Они появились в окнах вдоль узкой улицы; они появились накрышах карет, на концах шестов, в руках женщин, детей и мужчин, сидевших удверей... и вот уже вокруг мерцали тысячи и тысячи свечей. Тонио быстро схватилогарок у стоявшего рядом с ним человека и коснулся свечи Кристины, ибо кругомуже раздавался зловещий шепот: «Sia ammazato chi non porta moccolo» — «Смертьтому, кто не несет свечу!»

Тут же какая-то темная фигура метнулась вперед и задуласвечу Кристины, хотя она и пыталась прикрыть пламя рукой. Раздался крик: «Siaammazata la signorina!»[43] Тонио тут же зажег ее свечуснова, а затем, прикрывая собственный огонек от того же шельмеца, сильнымвыдохом из своих мощных легких задул его свечу и произнес то же проклятие: «Siaammazato il signore!»[44]

Вся улица внизу стала морем тускло освещенных лиц. Каждыйпытался защитить пламя своей свечи и в то же время задуть свечу у другого.«Смерть тебе, смерть тебе, смерть тебе...»

Взяв Кристину за руку, Тонио повел ее вниз по ярусамтрибуны, задувая слабые огоньки направо и налево, а люди вокруг пытались емуотомстить. Проскользнув в самую гущу толпы, Тонио притянул Кристину к себе подмышку. Он мечтал о какой-нибудь боковой улочке, где они могли бы перевестидыхание и снова начать ту маленькую любовную игру, какой мучили друг друга весьэтот день, перемежая это вином, смехом и почти отчаянной бравадой.

Сегодня вечером оперное представление должно было бытькоротким и закончиться до двенадцати часов, то есть до начала Пепельной среды[45], и сейчас он не думал ни о чем, кроме звездного неба иобволакивающего океана тоненьких огоньков и шепота вокруг: «Смерть тебе, смертьтебе, смерть тебе...». Тут его пламя погасло, и у Кристины тоже. Девушкаахнула, но в этот момент Тонио, которого пихали и толкали со всех сторон,прижал ее к себе и раскрыл ее губы своими, не обращая никакого внимания на то,что их свечи погасли. И толпа понесла их, повлекла за собой, словно морскаяволна.

— Дайте-ка мне ваш огонек, — быстро обратиласьКристина к высокому человеку, стоявшему рядом с ней. Зажгла свою свечу ипередала огонь Тонио.

При освещении снизу лицо ее приобрело какой-то жутковатыйвид. Мягкие завитки волос отливали золотом. Она положила голову ему на грудь иприставила к его свече свою, чтобы его большие ладони смогли загородить обаязычка пламени.

* * *

Наконец настало время уходить. Толпа потихоньку рассеивалась.Детишки все еще задували свечи у своих родителей и дразнили их ритуальнымпроклятием, родители вторили им тем же, и это сумасшествие постепенноперекинулось на боковые улочки. Но Тонио стоял неподвижно, не желая покидатьэтот последний островок карнавала даже ради последних моментов театральногоэкстаза.

Все окна были по-прежнему освещены. На улицах виселомножество фонарей, и проезжающие мимо кареты светились огоньками.

— Тонио, у нас мало времени... — прошепталаКристина.

Ему ничего не стоило удержать ее маленькую ручку против ееволи. Девушка тянула его, но он не шевелился.

Тогда она встала на цыпочки и положила руку ему на затылок.

— Тонио, ты о чем-то мечтаешь...

— Да, — пробормотал он. — О вечной жизни...

Она повела его на Виа Кондотти. Она чуть ли не танцевалавпереди его и тащила его за длинную руку, как за поводок.

Вдруг подскочил какой-то мальчишка и прошипел:

— Sia ammazato...

С вызывающей улыбкой Тонио вскинул руку и спас свой огонек.

Произошедшее дальше случилось так быстро, что потом он немог сложить все кусочки мозаики в одно целое. Неожиданно перед ним возниккакой-то силуэт, потом искаженное гримасой лицо, послышался шепот: «Смертьтебе!», а потом Кристина отпустила его руку, он упал, потеряв равновесие, иуслышал, как она закричала.

Он выхватил свой кинжал в тот же момент, когда почувствоваллезвие другого ножа у своего горла.

Он выбил его вверх, так что лезвие успело царапнуть емулицо, и выбросил свой кинжал вперед, нанеся им удар, второй, третий покакому-то человеку, пытавшемуся прижать его к стене.

Но в тот миг, когда этот человек стал падать на него всемсвоим весом, он почувствовал, что сзади находится еще один, и внезапно его шеюсдавила удавка.

В состоянии абсолютного ужаса он начал бороться, досталлевой рукой человека, напавшего сзади, а правой рукой ворочал кинжалом в кишкахдругого.

Тут раздались топот и крики, крики Кристины. А он ужезадыхался, шнур впивался в его плоть... И вдруг шнура не стало.

Тонио повернулся и бросился на нападавшего, но тут кто-то,схватив его за руки, закричал:

— Синьор, синьор, мы в вашем распоряжении!