Я живу в этом теле - Юрий Никитин

– Д-да?

Надеялся, что Вавилов просто отшутится, заржет и брякнетчто-нибудь про баб, но его взгляд на миг ушел на невидимую для меня «клаву»,там сухо постучало, затем он поднял голову, в глазах было некоторое недоумение:

– С тобой что-то происходит.

– Что? – спросил я.

Он хмыкнул:

– Мне-то откуда знать? Это тебе ведомо. Так поедешь илине поедешь? А то, если наберем группу в восемь человек, причитается скидка.

– Надо осмотреться, – ответил я с неловкостью. –Понять, что от меня требуется.

Он удивился:

– Да что там понимать? Я тебе скажу!

– Спасибо, – ответил я искренне, – но любаяпоездка – дело все-таки важное. Мне надо подумать.

Он развел руками, явно сдаваясь:

– Ну думай, думай. Надеюсь, до понедельника решишь?

Я улыбнулся, показывая, что постараюсь, хотя в глубине душистановилось все тяжелее: знал бы он, кто я на самом деле! Знал бы, что япытаюсь решить.

Внезапно вспомнил взгляд этого жизнерадостного толстяка, накакой-то неуловимый миг ставший непривычно острым и пронизывающим. Почему онсказал: до понедельника?

И почему так кольнуло? Даже не в мозг, не в сердце, а вочто-то еще, неведомое и очень большое.

Работал за меня разумоноситель, я только наблюдал,всматривался в свое нынешнее тело, в окружающих, иногда уходил вглубь такдалеко, что волосы начинали подниматься на затылке: не прост этотразумоноситель, не прост. В нем столько намешано, накручено, столько в негонапихано, а пользуется едва ли тысячной частицей.

Снова вздрогнул, уже от громового голоса Вавилова. Стоя, онпровозглашал как систему самые что ни на есть истинные ценности:

– В лес! На природу! Подальше от этого смога, ядовитыхиспарений!.. Встанем рано утром, за грибами сходим. Поверите ли, в прошлуюсубботу я вот такую корзину набрал! Из них только парочка червивые. Да и то ненасквозь, а так… Обрезал по краям, а там внутри как орех, чесс слово!

Киреев выглянул из-за компа, голос его прозвучалмечтательно:

– А рыбалка с утра?.. Еще туман на реке, а ты уже судочкой, пока рыба сонная, глупая. За ночь проголодалась, клюет на все что нипопадя. К обеду уже наловишь так это на полную сковородку. А на обратном пути,когда через лесок, можно и землянику поискать. Я знаю одну поляну, где еюусыпано от края и до края.

Скептически слушал только Терпигоров. Его знали как заядлогоохотника. Он когда-то и меня уговаривал пойти на уток, но когда я представил,как нас, охотников, наберется три дюжины человек, как среди ночи увезут чертзнает куда, там будем ждать среди болота прилета этих несчастных пернатых,потом начнется дикая и беспорядочная пальба, а утки будут падать в холоднуюводу, не всякая собака вытащит из тех зарослей камыша.

Я вздрогнул, в ушах прорезался энергичный голос Вавилова:

– Ну так как?

– Что? – переспросил я непонимающе.

– Ты ж уже почти согласился! – завопил Вавиловобвиняюще. – Я тебе гарантирую, что к обеду грибков корзину насобираем! АКирюха вон обещает ведерко ершиков! Ну?

– Да знаю, какую ведерку отнимешь у внучки, –ответил я с улыбкой, стараясь перевести в шутку. – Слишком уж колючие твоиершики. Мяса не видать, зато костей!

Вавилов всплеснул руками:

– Люди, плюйте на него! Еще и перебирает. Это же нахаляву, чудило. Дареному ершу в пасть не смотрят, косточки не считают.

Они смеялись, говорили, правильные и одинаковые, а я сноваподумал, что мир здешних существ изменился чересчур быстро. Они к этому еще неуспели привыкнуть. Латать одежду уже перестали, но вечный голод, что терзалвсех от мала до велика на протяжении многих тысяч лет, оставил след. Эти людиеще сто лет тому, ничтожный срок, так мало получали еды за свою работу, чтособирать грибы или ягоды было весомым подспорьем. Лес кормил не только грибами.В нем ставили капканы и петли на зверушек, в лесу драли лыко – это такая внутренняячасть коры, из нее плели обувь под названием лапти, делали веревки, в лесуподбирали сухие ветки и топили ими печи, из свежесрубленных плели изгороди изаборы, в реках и озерах ловили рыбу, раков.

Не понимают, мелькнуло в голове, что уже вышли из мирапостоянного голода. Психика не успевает за техническим прогрессом.

Но опять же это их проблемы. А какое дело до них Мне? Этому,Настоящему?

В правом нижнем углу монитора часы как застыли, толькосекунды сменяются в замедленном темпе. Надо будет выставить и сотые, чтобывидеть течение времени, а то рабочий день сегодня, как никогда, долгий…

Женщины собрались еще за час, накрашенные заново, собранные,подтянутые. Как только стрелки показали шесть часов, все дружно двинулись квыходу. Я ткнул курсором в «Конец работы», дальше программа сама закроет всеокна, сохранит, перепишет, освежит архивы, сократит, переместит, перепроверит,а потом сама умело обесточит всю аппаратуру.

Странноватая смесь. Когда на эту аппаратуру институт скребденьги по всем сусекам, проректор ходил в министерство, валялся у всех в ногах,целовал главного в зад, его жене чистил туфли. Но никого не удивляет, что нашиинститутские женщины на свою жуткую косметику и уродливые тряпки тратят денег впять раз больше, чем стоят все компьютеры в институте!

Надо бы… надо бы… постой, о чем я сейчас думал?.. Опятьпотерял мысль, а мелькало что-то важное…

Выбравшись из проходной, мой разумоноситель внерешительности потоптался на развилке. Мясомолочный справа, булочная слева.Если домой, то в мясомолочный – и делу конец. Там для брюха есть все, аесли не домой, то через гастроном. Куда без бутылки? Будто голый… Когда идешь вкино, на каток или в театр, по-разному и одеваешься, так и тут: к этой сконьячком, к той с водочкой, а к третьей и дешевым портвейном обойдешься…

Ангел, что сидит на правом плече, мягко нашептывал одно,черт с левого – другое. И домой бы, где спокойно и тихо, где врубишьтелевизор, а если хреновая программа, то есть еще видак, комп – можнопогонять орков вволю. И дела никому нет, что сопишь, неэстетично чешешься,перекосив рожу, ковыряешься в носу… с другой стороны – все же к общениютянет.

Когда пообщаешься, то порой отплевываешься и клянешьсязавязать, но через три-четыре дня к общению не просто готов, а рвешься.

Черт оказался активнее. Мой разумоноситель даже не слышал,что там вякали в правое ухо, а в левое услужливо подсказывали, что не общалсяуже пять дней, Лена не в счет, и он вздохнул с покорностью судьбе, а рука ужевыудила записную книжку, и он вдвинулся в телефонную будку:

– Алло, Людмила?

В трубке прозвучало осторожное «да». Нейтральное даже,ровное, и я поспешил назваться. Ей, конечно же, звонят, но тоже не так часто,чтобы научилась отличать по голосам.