Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

монархам, – из-за заканчивающейся провизии и боли в глазах, а также потому, что большой корабль, который у меня был, не подходил для разведки тех мест». Что ж, такие аргументы были достаточно обоснованными для морехода, но не для политика: страна требовала ценностей. Пара бушелей жемчуга, полученных Соверенами, говорили бы значительно громче и авторитетнее, чем все описанные открытия гипотетического земного рая. Жемчуг сразу заткнул бы рот всем врагам Адмирала и дома, и на Эспаньоле. Как бы то ни было, но, когда де Охеда обнаружил место жемчужного промысла, Колумба огульно обвинили в том, что он умышленно утаил информацию ради личной выгоды. Похоже, такова была его карма в каждом из четырех путешествий – упускать что-то чрезвычайно важное. Как следствие, о нем судили не по великим достижениям, а по тому, что он упустил или не сделал.

Непосредственно перед отплытием с побережья на Эспаньолу Адмирал «…осознал, – как пишет Лас Касас, – что такая огромная земля была не островом, а континентом». По навигационному счислению, он прошел вдоль внешнего побережья расстояние, более чем вдвое превышающее глубину залива Пария. Из того, что так и никакого пролива обнаружено не было, следовал неизбежный вывод.

«И вот теперь, словно обращаясь к государям, – продолжает Лас Касас, – он делает в своем „Журнале“ такую запись от 14 или 15 августа: „Я считаю, что это очень большой континент, который до сегодняшнего дня был неизвестен. И разум очень помогает мне из-за этой столь великой реки и пресноводного моря, а затем изречения Ездры в его 4-й книге, глава 6, в которой говорится, что шесть частей света состоят из суши и одна из воды“. Пленники-карибы из Гваделупы, Сент-Круа и Пуэрто-Рико говорили Адмиралу, что к югу лежит твердая земля. „И если это континент, – заключает Колумб, – то это чудесно, и так будет среди всех мудрых, поскольку там течет такая великая река, что образует пресноводное море протяженностью 48 лиг“».

Как же типичен этот отрывок для того, чтобы понять принцип мышления Колумба! Судите сами. В течение двух недель он плывет вдоль того самого континента, который искал и о существовании которого подозревал король Португалии. Но эта часть Южной Америки с ее бесконечно простирающимися аллювиальными низменностями не соответствовала адмиральским представлениям о том, как должен выглядеть континент. И это несмотря на очевидность того, что пресные воды могучего Ориноко, Рио-Гранде и Сан-Хуана ежедневно текут под килями его кораблей. Внезапно Колумба озаряет, что «Исла-де-Грасиа», должно быть, континент. Далее он вспоминает стихи из Ездры, неопределенные жесты карибов и подключает обрывки средневековой учености, чтобы это доказать. В методе рассуждений Колумб был истинным ребенком своего времени. В свое время Роджер Бэкон цитировал Ездру, доказывая «континентальную» теорию распределения суши и воды. То же самое сделал даже Дуарте Пачеко[294] в 1505 году, хотя уже и совершил переход к Индии через мыс Доброй Надежды.

Убежденность в том, что он открыл новый континент – Otro Mundo, или Другой мир, – неизвестный древним или Марко Поло, ни в малейшей степени не изменила веры Адмирала в том, что он находится в Индии. Его дивный «новый мир» лежал где-то к югу или юго-востоку от китайской провинции Манги (то есть, по его мнению, Кубы). Возможно, он даже был каким-то образом с ней связан, что следует из эскизной карты, сделанной его братом в 1506 году, где Серичи Монтес (Китайские горы) возвышаются за береговой линией Гондураса. Но в 1498 году Колумб считал, что его Otro Mundo был островным (иначе как бы Марко Поло смог доплыть из Китая до Индийского океана?). Отсюда вытекала особая цель Четвертого путешествия – найти пролив, через который плыл Марко Поло, который должен был привести прямо к Островам пряностей.

Решив, что это действительно долгожданный континент, Колумб был полон энтузиазма исследовать его и дальше. Если бы такое произошло, то де Охеде и Веспуччи мало что оставалось бы для открытий, но долг призывал Адмирала возвращаться на Эспаньолу. Припасы, которыми Колумб был обязан снабжать колонистов, портились и расходовались; брат аделантадо, вероятно, нуждался в его присутствии и авторитете (как, впрочем, и он сам); измотанные моряки тихо роптали; одной каравеллы, «Эль Коррео», было бы недостаточно для прибрежных открытий; глаза воспалялись от недосыпания, и он сам остро нуждался в отдыхе. Итак, 15 августа, будучи в пределах видимости Маргариты и Жемчужного побережья, флагманский корабль изменил курс на северо-запад, оставив новооткрытый континент за кормой, и прошел между Маргаритой и Лос-Фрейлес в направлении Эспаньолы.

Порой кажется, что остров Маргарита была назван так Колумбом – по словам Фернандо – словно по божественному наитию. Рядом с ним находился островок Кубагуа – центр позднейшего промысла жемчуга, а Маргарита по-испански – жемчужина. Естественно, тогда Колумбу про это было неизвестно, а свое название остров получил в честь инфанты Маргариты Австрийской, перед путешествием которой из Фландрии в Испанию он дал государям несколько навигационных рекомендаций. Принцесса Маргарита была галантной хрупкой леди, славящаяся острым умом. Еще в младенчестве она была обручена с французом Карлом VIII, который отказался от нее в пользу Анны Бретонской. В возрасте семнадцати лет она вышла замуж за дона Хуана, принца Астурийского (Арагонского). Во время путешествия из Фландрии в Испанию для замужества поднялась сильная буря, в разгар которой Маргарита сочинила на саму себя следующую эпитафию:

Ci gist Margot la gentil demoiselle

Qv’a deux maris et encore est pucelie[295].

Остров Маргарита достоин своей пантемы: нетронутый и прекрасный, с горами на каждой стороне, возвышающимися на две-три тысячи футов, и очаровательными низменностью посередине. К сожалению, венесуэльское правительство охраняет его с ревностью, достойной его королевской тезки, и невинные яхтсмены, которые бросают там якорь, под тем или иным предлогом рискуют оказаться в местной каталажке. Курс, которым проследовал Колумб в 1498 году, избавил нас от этой опасности в 1939-м.

К 15 августа, то есть ко дню перемены курса, флот совершил хороший дневной переход и в течение следующих двадцати четырех часов прошел 26 лиг на норд-вест-норд по спокойному морю («благодаря Богу!», как всегда говорил Адмирал). Некоторые из наших «кабинетных» навигаторов склонны подшучивать над этим благочестивым восклицанием, которым Колумб всегда приветствовал спокойное море. При этом они делают вывод, что он «не был моряком» в современном смысле этого слова и страдал от морской болезни. Что ж, покажите мне настоящего моряка, который предпочел бы штормовое море спокойному. И дело вовсе не в шквалах или в качке. Бурная вода тяжело воздействует на снасти, затрудняет подъем на