Танец и слово. История любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина - Татьяна Трубникова

Удивительно, но в городе на Неве была оттепель. Московский вокзал кишел народом. Прошло уже два часа, а рассвет так и не хотел заканчиваться. Двадцатые числа декабря здесь – это белые ночи наоборот. День начинается, но, так и не раскрывшись светом, медленно переходит в ночную тьму… Сергей месил ногами слякотный, полужидкий снег. Казалось, он был изрыт тысячами следов. Ноги сразу промокли. Никого не было рядом, никто не узнавал его, как в Москве. Чёрный Человек осознавался далёким кошмаром, но, тем не менее, а вдруг оглянешься – и он следом идёт? Сергею чудилось чьё-то внимание. В такой толпе невозможно вычислить слежку. Да, но откуда ей взяться? Не может быть, чтобы ленинградскую милицию предупредили, что он уходит от суда. Выпил чаю в буфете. Неприятное место – вокзал. Какие-то непонятные личности, нищие и попрошайки, воры-карманники, всё сиюминутно меняющееся и суетное. Вот сейчас здесь человек – а через пару дней в Туркестане или на Белом море.

«Некрасова, 29», – бросил извозчику. Тот хмыкнул: «На Бассейную, значит». Долго тащилась кляча. Вдоль Невского, потом по Лиговскому проспекту. Сергей знал, что у Вовы Эрлиха своя двухкомнатная квартира на втором этаже старого, добротного питерского дома. Это москвичей замучил квартирный вопрос, а в бывшей столице всё гораздо проще с жильём. На это тоже была большая надежда. Ему нужен свой, уютный дом. И просторный, чтобы разместить сестёр, чтобы было где писать – в тишине и покое, а не на краешке чужой постели. Если ему дадут редактировать журнал, он сможет добиться и жилья. Когда возница наконец натянул вожжи, Сергей очнулся от задумчивости. За отдельную плату старый петербуржец помог ему с чемоданами. Дверь в подъезд была красивая, четырёхстворчатая. Над ней были прибиты две таблички: 1 и 31. Это означало, что квартира номер восемь входит в этот промежуток. Лестницы были широкие, марши – невысокие, удобные. Витая решётка под перилами, будто морозные узоры сказочными цветами. Пока ехал в пролётке, чувство чужих глаз оставило его. Ноги слушались плохо, словно кто-то навалился на плечи. Тряхнул золотыми волнами волос: он устал, не спал ночь… Последний марш был всего из семи ступеней. И – направо, в коридор. Четыре квартиры: седьмая, восьмая, девятая и десятая. Поставил чемоданы. «Надеюсь, этот шалопай дома». Прежде чем позвонить, нащупал в кармане пистолет. Против Чёрного Человека он бессилен, а вот сейчас… Он и сам не знал, почему так сделал. Дверь открылась сзади. Мгновение – он упал на колени. Выстрелить не успел. Сразу удар в лицо, слева, в глаз. Внезапным светом распахнулась дверь в квартиру Эрлиха. Только Вовы там не было. Четыре человека в чёрном окружили его. И стало темно.

Во рту был металлический привкус крови. Мучительно яркий свет резал глаза. Ему приснились четыре белоснежных ангела. Но вокруг были только люди в чёрных кожанках. Руки – в карманах. Почти оглохший, будто издалека слышал их голоса. Требовали какую-то телеграмму. Понять ничего не мог, как ни силился… Снова проваливался в забытьё… Потом ему казалось, что у этих, в чёрном, лица Чёрного Человека. Они одинаковы, как близнецы. В ухо ему кричали, облили водой. Чуть не задохнулся от холода. Когда понял, что они ищут телеграмму Каменева, хотел рассмеяться, но сил почему-то не было… Это же просто шутка, очередная его байка. Долго осознавал, что это не Чёрный Человек в четырёх лицах, а просто – обыкновенные люди. Из последних сил прошептал: «Господи, я же просто твоя дудка». Его мучители никак не могли понять, что он сказал, решили, что молится. Били. «Господи, Ты бо рекл еси пречистыми устами Твоими: яко без Мене не можете творите ничесоже». Старался вспомнить, как молиться, но от боли не мог связать слова. Мысли путались… На столе – его чернильница в виде крошечной этрусской вазы, подаренная Исидой. Только лежит на боку. И чернила разлиты – красные. Кровь? «Кто его ищет?» Будто из-под земли расслышал знакомое имя: Анна Берзинь. Один из чёрных людей говорил: «Здесь, и что? Скажите, чтоб ехала обратно. Объясните, что он – государственный преступник. Пару тысчонок лет назад таких на кресте выставляли по дороге в Рим… В назидание». Чёрные люди совсем не стеснялись говорить при нём, будто его уже не было. В их издёвках ему слышался смех Чёрного Человека. С трудом открыл глаза.

И сразу зажмурил их. Он был близко, в нескольких сантиметрах, смотрел мёртвыми глазами так, будто старался влезть в душу, слиться с ним самим… Отчаянно крикнул и утонул в ужасе… Чёрный шептал ему, что скоро он умрёт, что его на самом деле нет уже давно. Давно нет. В этих своих масках он потерял себя. Поздно раскаиваться. И стихи его ничего не стоят, потому что всё суть его маски, которые он натягивал на себя. Это не кровь души его, а сплошная ложь! Ложь! Никто не вспомнит о нём, он канет в небытие навсегда, ведь он всем на свете расскажет, как поэт был мелок, хитёр и корыстен. Чёрный с наслаждением смаковал его безумие, отчаяние, животный страх. Сергей последним усилием духа старался отогнать его, но понимал, что не может… Очнулся от боли. Эти чёрные снова хотели чего-то от него. Но он не мог сообразить… Странно, ему чудилось, что он с Исидой. Вот же, их кровать, кушетка, стол, всё то же, что было в их пятом номере гостиницы «Англетер». Поискал Исиду глазами, но её почему-то не было… В окно смотрел сверху огромный бронзовый ангел с Исаакия. Вот почему так: если он в Питере, то непременно бывает в этом пятом номере? Казалось, что прошло совсем немного времени. Ему подсунули бумагу и велели поставить число и подпись. Он не хотел. Выкручивали пальцы и руки. Едва понимая, что делает, кое-как вывел: «С. Есени… 27/XII…» на год сил не хватило, снова тьма затопила глаза. Растянутые, нечеловеческим усилием нацарапанные буквы. «Отдайте Эрлиху для доверенности». Но эта фраза затухала, далеко-далеко улетали голоса чёрных людей, зато откуда-то сверху полились печальные, но бесконечно светлые звуки «Реквиема» Моцарта. Он увидел танцующую Исиду. Она была в белом, широкие рукава напоминали крылья. Её движения были так нежны, как велел моцартовский гений, запечатлённый в этой музыке-молитве. Сергей сказал ей:

– Я думал, что ты ангел. Ты же говорила, что боги бессмертны. И мы с тобой тоже.

Исида загадочно улыбнулась.

– Я не ангел, мой мальчик. Я как раз собиралась на вечеринку, а тут ты умираешь.

Сказала это буднично, как будто: «А тут ты позвонил». Её глаза стали удивительно печальны, как у рыжей коровы в его родном селе. Ему сразу захотелось прижать её горестную голову к груди и поцеловать эти глаза.

– Я хочу к тебе, Исида.

– Мы будем вместе, обещаю. Я скоро к тебе приеду, примчусь на гоночном авто.

Она радостно рассмеялась и захлопала в ладоши.

– Ты же меня знаешь! Не могу я без скорости и ветра. Хочу в Россию, в Москву. Там мой дом! Только вот закончу Танец. Как ты допел Песню, рассказал стихами ваше, русское Слово. Ты ведь знаешь, лубовь не умирай.

Протянула ему руки, но он не смог дотянуться. Растаяли её нежные ладошки. Танцуя, она удалялась, точнее – это он взлетал куда-то высоко. Вокруг было сияние. От ликов тех, кто держал его за руки. Смотрел до боли в глазах, пока мог различить вдали маленькую танцующую фигурку. В ушах звучал её наивный голос: «Лубовь не умирай. Есьенин нье хулиган, Есьенин ангьел».