Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

почему-то назвал Golfo de la Ballena[284]. Очевидно, он проплыл через Бока-дель-Серпе во время затишья, поскольку не обратил внимания на течение. Зато он заметил высокую, бесплодную скалу Сольдадо (примерно в пяти милях, в середине пролива) и назвал ее El Gallo[285] – она и вправду своими очертаниями напоминала петуха без головы. На северной стороне Икакоса, юго-западного мыса Тринидада, флот бросил якоря.

Колумб немедленно приказал людям сойти на берег для отдыха, поскольку, по его словам, они чрезвычайно устали от долгого и трудного перехода. Развлечения не заставили себя долго ждать: вскоре к судам приблизилось большое каноэ, в котором находилось около двадцати пяти молодых туземцев. Тщательно исследуя параллели Сьерра-Леоне, Колумб ожидал встретить здесь либо негров, либо выходцев с Востока, поэтому был явно встревожен тем, что гости принадлежали к той же расе, что и карибы. Лас Касас позволяет себе немного подшутить над Адмиралом: «Не думаю, что они носили много шелка или парчи, которым, осмелюсь сказать, испанцы и Адмирал были бы более довольны». Можно представить горькое разочарование Колумба, уже готового приветствовать слуг великого хана. Оставалось находить утешение в том факте, что эти красивые юноши носили не только обычные набедренные повязки, но и хлопковые банданы на голове. По словам Колумба, эти повязки напоминали альмаизары, которые носили мавританские женщины в Испании (в этом Адмирал увидел легкий намек на Восток) и почти один в один дублировали хлопковые платки, импортируемые португальцами из Гвинеи и Сьерра-Леоне. Неужели сбывалась идея Аристотеля о параллельном производстве одинаковых продуктов? Но тогда, если эти туземцы носят банданы, то почему бы здесь не быть золоту и специям?

В первых контактах Колумба с этими туземцами обычно было что-то комическое и одновременно трогательное. Индейское судно остановилось на безопасном расстоянии от каравелл, и туземцы принялись что-то громко выкрикивать. Надеясь привлечь их внимание, Адмирал распорядился выставить над фальшбортом «несколько медных vacinetas[286] и других блестящих предметов, сопровождая это действие приглашающими жестами». Индейцы подошли немного ближе, но, по-видимому, ночные горшки их не очень интересовали. Следующим шагом Колумба стал настоящий палубный концерт: несколько грометов станцевали для туземцев под звуки свирели. К сожалению, индейцы приняли это шоу за за ритуальный военный танец и демонстративно выпустили в воздух целый град стрел. Пришлось дать занавес. Быстрый занавес! Показав таким образом свою независимость, удовлетворенные индейцы подвели каноэ прямо под нос «Вакенос», лоцман которой, не жалующийся на трусость, спрыгнул прямо в каноэ вместе с подарками. Остывшим индейцам нечего было предложить взамен, но они знаками показали, что испанцы могут взять на берегу все, что заблагорассудится. На основе рассказа одного из грометов Лас Касас писал, что одним из туземных гостей был местный касик в золотой диадеме. Поднявшись на борт каравеллы, касик подошел к Колумбу, на котором была алая шапочка, и обменялся с ним головными уборами (к огромному удовольствию обоих). Однако представляется более вероятным, что этот случай произошел позже, на другой стороне залива, когда с индейцами установились гораздо более дружественные отношения. Сейчас же каноэ вскоре отошло к обратно, и далее, вдоль всего побережья Тринидада, испанцы больше не увидели ни одного туземца, к огромному разочарованию моряков, рассчитывающих порезвиться с местными девушками.

2 августа была ночь полнолуния. В течение двух дней люди ловили рыбу на мысе Икакос, собирали устриц и охотились на «попугаев размером с цыплят». Отдельные энтузиасты пытались рыть в песке колодцы, однако вода в них оказалась солоноватой на вкус. По большому счету, это не слишком беспокоило испанцев – в Пунта-де-ла-Плайя они сделали хороший запас пресной воды. В ясную погоду в тридцати пяти милях к северу через залив Пария виднелся зубчатый венесуэльский мыс Серро-Мехильонес, простирающийся на восток от самого материка. Колумб посчитал его за отдельно стоящий остров и назвал Исла-де-Грасиа, решив, что он станет его следующей целью.

Одновременно Адмирал с удивлением (и немалыми опасениями) наблюдал за течениями в Бока-де-ла-Серпе. Отправив шлюпку на промер глубины, он получил результат 6–7 саженей, что вполне согласуется с современной картой. Течение постоянно направлялось на север через Бока, ослабевая во время прилива и усиливаясь при полном половодье и отливе. При этом оно ревело, словно прибой, и «с такой же яростью, как у Гвадалквивира». Приливов и отливов, таких же сильных, Адмирал еще не встречал нигде в Вест-Индии – нечто подобное он видел только в районе испанского Санлукара-де-Баррамеды, где круто накреняющийся пляж напоминал тот, у которого сейчас стояли суда. Ясно, что об обратном плавании через такое место речи идти не могло. В заливе за пределами якорной стоянки вода быстро мелела. Так что единственным выходом оставалось смелое решение идти дальше и молить Бога.

4 августа, сразу после того, как флот снялся с якоря и двинулся к северу, Адмирал и его люди испытали один из самых больших страхов в жизни. Вот короткая выдержка из описания этого случая для государей: «Стоя на палубе корабля, я услышал ужасный рев, который доносился с юга по направлению к кораблю. Мне было хорошо видно, как море поднимается с запада на восток в форме волны высотой с корабль. Эту волну венчал гребень белой воды, который приближался ужасным шумом… Даже через 3 месяца я чувствую страх в своем теле, что корабль может пойти ко дну, когда его накроет».

Вода благополучно прошла под флагманом, подняв его, как казалось, на огромную высоту, а затем опустив почти на дно. Единственным повреждением стал обрыв цепи на «Вакеносе» – судно не спешило поднимать якорь. Естественно, Адмирал поспешил быстрее отплыть в залив.

Авторы, отмечавшие это явление (вслед за Лас Касасом), предположили, что подобное явление произошло из-за столкновения Ориноко с океанским приливом. Впрочем, похожее происходит в устьях нескольких европейских рек. А вот люди, которые постоянно ходили по Бока-де-ла-Серпе, и еще один моряк, много лет живущий на мысе Икакос, рассказывали, что там вообще никогда не бывает приливных волн. В октябре и ноябре, когда разливы Ориноко совпадают с весенними приливами, течения становятся быстрыми и коварными, иногда создавая волну, которая с большим шумом разбивается прямо о Вулф-Рок. Но Колумб посещал Боку в августе. Таким образом, несомненно, грозная волна была вызвана вулканическим возмущением. На берегу рядом с якорной стоянкой флота есть несколько маленьких грязевых вулканов, кипящих и дымящихся, а в заливе Эрин, где флот набирал воду, по меньшей мере дважды за нынешнее столетие выбрасывались грязевые островки. Именно в таких случаях возникает волна, наносящая значительный ущерб побережью. Необычные волны, подобные этой, иногда возникают в середине океана и на