Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

бочонков воды и заполнив все свободные места дровами и гомерским сыром, безымянный для нас флагман «Нао», «Вакенос» и «Коррео» 21 июня ушли к островам Зеленого Мыса. «Эспаньольская» часть флота сопровождала их до Ферро, откуда Адмирал отпустил их в самостоятельное плавание «во имя Святой Троицы», на особую защиту которой он рассчитывал каждый день этого путешествия.

Из Ферро Адмирал взял курс на мыс Вердес. Этот переход показал прекрасный результат: флот преодолел около 750 миль за 6 суток, то есть со средней скоростью более 5 узлов. Судя по всему, в своих ранних африканских походах Колумб никогда не пересекался с островами Зеленого Мыса, поскольку в журнале он выражал удивление, обнаружив их сухими и пустынными, а вовсе не «зелеными». Пройдя без захода на Сал, на самый «плоский» остров архипелага, корабли прошли еще 22 мили и 27 июня встали в бухте острова Боавишта. Не успел Адмирал сойти на берег, как ему нанес «визит вежливости» португальский «капитан» острова дон Родриго Афонсу. К сожалению, на этом острове не было ничего, кроме диких коз, черепах и лепрозория. В течение примерно тридцати лет богатые и знатные жертвы проказы, которых было немало в Европе пятнадцатого века, приезжали на острова Боавишт и Сао-Тьягу, чтобы избавиться от мерзкой болезни, причем излечение происходило, как тогда считалось, за счет черепаховой диеты и купаний в черепашьей крови. Остальное «население» Боавишта состояло из шести или семи португальцев, чье занятие заключалось в дублении и заготовке на экспорт шкур убитых ими же диких коз. Адмирал приказал своим людям засолить для корабельных припасов часть козьего мяса, что, несомненно, вызвало у моряков новый и законный повод для ропота, ибо соленая козлятина – одно из самых худших мясных блюд в мире.

Короткое пребывание Адмирала на Боавиште полностью удовлетворило его любопытство, и в ночь на субботу 30 июня (дабы, как обычно, избежать воскресного отплытия) корабли покинули этот остров, чтобы на следующий день встать у Рибейра-Гранде на Сантьягу, когда церковные колокола уже звонили к вечерне. Цель этого захода заключалась в попытке собрать небольшое стадо диких черных коров, распространенных на этом острове, которые предположительно должны были прижиться на Эспаньоле. На свое счастье, они оказались то ли слишком малочисленным, то ли слишком пугливым – морякам так и не удалось осуществить задуманное. Крупный дикий рогатый скот, скорее всего, не выдержал бы морского перехода и в лучшем случае пошел бы на корм акулам. На Сантьягу находилась довольно крупное поселение португальцев и их африканских подданных. Некоторые жители поведали Колумбу о таинственном острове, который иногда был виден к юго-западу от острова Фогу, куда, по слухам, плыли каноэ, наполненные товарами с западного побережья Африки. Все это напомнило рассказы о мифическом острове Святого Брендана, которыми Адмирал пересытился на Гомере во время своего Первого путешествия. Похоже, что аналогичные истории ходили по всем Азорским островам.

У берегов Сантьягу флот оставался восемь дней. Наконец жара стала нестерпимой, а пыльная мгла со стороны Сахары такой густой и удушливой, «что, казалось, ее можно разрезать ножом». Люди начинали болеть, поэтому Адмирал решил поскорее покинуть остров, отказавшись от первоначального плана с дикими черными коровами. И по сей день лоции Восточной Атлантики предупреждают моряков, что «иногда туман на островах Зеленого Мыса настолько густой, что прибой виден раньше земли, о которую разбиваются волны».

4 июля 1498 года, на следующий день после полнолуния, флот наконец отправился в Индию. Колумб выбрал курс на юго-запад, чтобы, по его словам, доказать теорию дона Жуана II, «который сказал, что на юге есть материк». Ветер был настолько слаб, что еще в течение трех дней был хорошо виден Фого – высокий вулканический остров в 30 милях к западу от Сантьягу, испускающий дым и похожий на огромную церковь с колокольней. 7 июля все-таки задул умеренный пассат, и корабли стали медленно смещаться к югу. Но уже не первые кили каравелл бороздили эти воды. Почти годом раньше Васко да Гама со своим флотом из четырех судов покинул «этот остров, получивший название от святого воина… чтобы пересечь огромное озеро соленого океана». К тому времени, когда Колумб только отправился в путешествие, его великий португальский соперник уже открыл морской путь к Индии.

План Колумба, как он объясняет в «Журнале», состоял в том, чтобы идти на юго-запад, пока он «не окажется на параллели Сьерра-Леоне и мыса Святой Анны в Гвинее, находящегося ниже экватора», поскольку на южных широтах было «найдено больше золота и ценностей». Достигнув этой параллели, Адмирал намеревался повернуть строго на запад до меридиана Эспаньолы, а затем (если еще не будет достигнута суша) снова пойти в южном направлении для доказательства (или оспаривания) правоты дона Жуана II.

В течение восьми дней флот медленно продвигался вперед под мягким летним пассатом, который становился все слабее и слабее и, наконец, в зловещий день – в пятницу 13-го числа – затих вовсе. По навигационным расчетам Адмирала, общий пробег флота от Фогу составил 120 лиг (или 381 морскую милю). Выбранный курс и расстояние (с учетом обычной «адмиральской поправки» на 9 % в сторону уменьшения, но увеличенное на 80 миль за счет благоприятного экваториального течения) должны были привести флот к точке, расположенной приблизительно на 9°30′ северной широты и 29° западной долготы.

Этот район, как показывает современная лоция Северной Атлантики за июль, находится в «депрессивной» зоне штилей и неустойчивых ветров, простирающейся от южной границы северо-восточных пассатов до северной границы юго-западных муссонов и юго-восточных пассатов. Другими словами, 13 июля фактическое местоположение Колумба находилось в самом жарком и спокойном поясе всей Атлантики. И Адмиралу не нужна была никакая карта, чтобы в этом увериться. «Ветер прекратился так внезапно и нежданно, а последовавшая за этим жара стала такой сильной и неумеренной, – писал Адмирал, – что никто не осмеливался спуститься вниз, чтобы присмотреть за бочонками с вином и водой, которые лопались, срывая обручи; пшеница горела, как огонь; бекон и соленое мясо на вид казались поджаренными и были испорчены напрочь. Жара продолжалась восемь дней». К счастью, только первый день оказался солнечным, а остальные семь, несмотря на жару, сопровождались ливнями, «иначе, должно быть, погибло бы много людей».

Нет оснований предполагать, что замечания Адмирала об этих страданиях сильно преувеличены, однако возьму на себя смелость их прокомментировать. Тысячи парусных судов шли через эти воды, попадали в штилевую зону, не испытывая чудовищной жары. Я часто обращал внимание на жалобы средневековых европейских мореплавателей, касающиеся палящего зноя, и задавался вопросом,