Отечественная история IX—XIX вв. - Александр Федулин

Не только русским военным, но и западным экспертам было известно, что в русской гвардии при стрельбе с двухсот шагов лишь десятая часть пуль летит в цель. Информация о стрелковом потенциале русской армии и побудило, с точки зрения Н.К. Имеретинского, Наполеона III безбоязненно пойти на развязывание конфликта. Даже Н.С. Лесков, судя по его «Левше», видел в превосходстве английских ружей один из главных факторов поражения русских в Крымской кампании. В предисловии к первой публикации «Левши» он, аннотируя рассказ, писал: «Здесь же выясняется некоторая секретная причина военных неудач в Крыму». Ссылка на превосходство союзнических армий по качеству ружей, как главный фактор русского поражения, пошла от реляций главнокомандующего А.С. Меншикова, пытавшегося оправдать указанием объективных факторов субъективные просчеты. В действительности уже в ходе войны старые русские мушкеты были в основной массе переделаны в штуцера. «Современные» британские ружья регулярно отказывали своим владельцам при дождливой и морозной погоде. А поскольку подобные климатические условия были довольно часты, то технические преимущества английского вооружения сводились на нет. При таких ситуациях решающим фактором становилось умение ведения штыкового боя, в чем николаевский солдат находился на недосягаемой высоте. В сражении при Инкермане, единственном, которое русская армия проиграла, имея численный перевес, дальнобойность союзнических ружей нивелировалась туманом. Ружье Минье внесло свою лепту в победу союзников, но не являлось главной ее причиной.

Степень муштры в русской армии иллюстрирует курьез, произошедший в балаклавском сражении. Один из одесских уланов преследовал бежавшего англичанина с пикой, поднятой вертикально. На вопрос о причинах столь несообразных действий кавалерист отвечал: «А я, Ваше благородие, вторая шеренга!» (Согласно предписанному маневру, при атаке эскадрона, когда первая шеренга брала пики к бою, вторая поднимала их вверх, дабы не поранить первую.) А состояние с боеприпасами характеризует указание на нетривиальную статью дохода севастопольских матросов периода осады – сбор неприятельских пуль. Некоторые, собрав до 18—20 пудов свинца, получали неплохое вознаграждение.

Весьма низкого качества было обмундирование русского солдата. Надетый для поддержания тепла под шинель мундир вовсе не грел, но отнимал у солдата всякую свободу движения, не позволяя ни фехтовать, ни вести быструю стрельбу. Воротники шинели не закрывали ушей и лица солдата, но зато ее длинные полы мешали передвигаться, не говоря о беге. Недоброкачественное сукно не защищало от холода и сырости. Каска не оберегала ни от сабельного удара, ни тем более от пули. В знойное время каска обжигала голову солдата, а в дождь служила проводником ручьям воды ему за шиворот. От смены дождливой и солнечной погоды каски, ссыхаясь, сжимались, сдавливая, как тисками, голову солдата. Вследствие хищений солдат из полагающейся ему нормы пять фунтов соломы в месяц лагерной жизни не получал ничего и, как правило, спал на голой земле. Порочной оказалась на поверку методика учений кавалеристов, согласно которой конница, подскакивая к фронту пехоты, круто поворачивалась или останавливалась перед ним. Привыкшие выполнять сей маневр лошади не изменяли выработанной привычке в бою, срывая тем самым атаку. Интендантство и комиссариат были тотально заражены страстью стяжательства. Тина этого ведомства засасывала любого свежего человека, с ней соприкасающегося.

Весьма затруднительно установить точные цифры армий стран – участников конфликта. Русские официальные данные сообщали о 1 млн или даже о 1 млн 200 тыс. человек, стоящих под ружьем в Российской империи. Более соответствующими действительности исследователи считают цифры, называемые западными аналитиками, – 625 тыс. человек, и русскими неофициальными источниками – 702 тыс. (правда, в них лишь оценивались силы, находящиеся в европейской части России). Еще менее достоверными являются данные, приводимые по численности своей армии турецким правительством (диваном), – 540 тыс. человек. Более надежными, но все же не абсолютно точными, были сведения о контингенте европейских армий: Франция – 570 тыс. человек, Англия – 162 тыс. человек (в том числе 29 тыс. человек, состоящих на жалованьи Ост-Индской компании), Австрия – 350 тыс., Пруссия – 200 тыс., прочих государств Германского союза – 100 тыс. человек.

Приводимые данные опровергают довод о колоссальном численном перевесе союзнических войск над русской армией. Другое дело, что военная система России не обладала мобильным мобилизационным потенциалом. На случай наихудшего сценария развития событий у русских царей имелось старое средство – обращение с призывом о создании народного ополчения. Тем не менее в армию за период Крымской войны было призвано 1 млн 45 тыс. рекрутов и ратников. В то же время существенные проблемы с мобилизацией испытывали Англия и Франция. Англичане были вынуждены пойти на рискованные меры, ослабив гарнизоны Мальты и Гибралтара.

По единодушной оценке, лучшую степень готовности к Крымской войне из прочих военных подразделений Российской империи обнаруживал Черноморский флот. Строгие и разумные порядки, заведенные в нем М.П. Лазаревым, позволили сформировать высокопрофессиональный кадровый состав.

Как правило, советские авторы акцентировали внимание на проявивших себя в Крымскую кампанию пороках российской военно-феодальной системы. Но при сравнении с союзническими армиями обнаруживалось, что аналогичные проблемы имелись и в войсках передовых европейских государств. Например, отмечалось, что российское командование к началу военных действий в Крыму не имело даже пригодной карты южного побережья полуострова. Но и у союзников отсутствовала картография Крыма, хотя они, а не русские избрали театр боевых действий.

Союзнические армии во время войны столкнулись с массовым дезертирством. Из призванных в британские войска дезертировали 25%, а у французов – 10% солдат. У английского солдата был несравненно более калорийный пищевой рацион, чем у русского. Но, как и последний, он подвергался довольно сильной муштре. Повальный характер в британской армии имело пьянство. По оценке одного из английских историков: «Привычка солдат к пьянству воспринималась общественностью как профессиональная болезнь». Процветал средневековой обычай покупки офицерских должностей. Стоимость места в элитных частях равнялась целому состоянию. Такого рода офицеры могли неделями не появляться в подведомственных частях.

Клише советской историографии стало указание на то, что русскому парусному флоту противостояли пароходы союзников. Данные по диспозиции Балтийского и Черноморского флотов в годы Крымской войны свидетельствуют, что паровые суда также находились на вооружении крепостнической России. На Черном море имелось четыре паровых фрегата и 10 пароходов, на Балтийском море – 27 пароходов. У союзников паровых судов было больше, но они также не превосходили численность парусников, оставаясь тактически подчиненными им в боевых операциях.

Русская армия была закалена в непрекращающихся войнах. Храбрый кавалерийский генерал Я.П. Кульнев в свое время так сформулировал военную парадигму мышления русского дворянства: «Матушка Россия тем хороша, что все-таки в каком-нибудь углу ее да дерутся».

Отнюдь не во всех аспектах вооружения и подготовки русская армия уступала противникам. В частности, апробированные в Крымскую компанию русские гальванические мины академика Б.С. Якоби были более совершенными, чем западноевропейские образцы. Мины иностранного поставщика русской армии Нобеля принципиально уступали в поражающем действии русским образцам. В 1855 г. на вооружение севастопольского гарнизона поступила первая партия револьверов системы кольт производства Тульского завода. Но ее хватило лишь для оснащения незначительной части офицерского состава. В самом предверии войны Великий князь Константин Николаевич развернул программу реорганизации парусного флота в паровой. России не хватило всего нескольких лет для перевооружения. Таким образом, крепостная система не являлась непреодолимым препятствием к модернизации военно-морского флота. В отдельных областях военного дела крепостная Россия была вполне конкурентоспособна в сравнении с капиталистическими государствами Запада.