Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

мы сели, чтобы продолжить беседу, к Ростроповичу подошел огромный пес породы сенбернар – это очень крупные собаки с коричнево-белой длинной шерстью. Ростропович свою собаку Кузю очень любил. Номер в гостинице состоял из трех комнат, одна из них была отведена Кузе. Постепенно Мстислав Леопольдович рассказал и свою историю. Предысторию я знал, и некоторые ее эпизоды упоминались в предыдущих главах этих воспоминаний.

Вместе с женой Галиной Вишневской, ведущей солисткой Большого театра, Ростропович в прошлом очень часто ездил за границу на гастроли и концерты, иногда надолго. Но после 1970 года, когда супруги поселили на своей даче в Жуковке Солженицына, эти поездки за границу почти прекратились. Великому виолончелисту разрешали поездки на гастроли в Венгрию, Чехословакию и даже в Финляндию, но не в Англию или в США. Советское агентство Госконцерт, через которое должны были заключаться все контракты, тоже находилось под контролем идеологического отдела ЦК КПСС. Ни Ростропович, ни Вишневская не относились к числу диссидентов. Они были лично знакомы с Брежневым, Косыгиным, с министром культуры Фурцевой и нередко выступали на особых концертах в Кремле. У них было множество наград, премий и орденов, и звания народных артистов. Но заграничные паспорта нужно было возвращать в МИД после каждой поездки, а любое новое турне в западные страны требовало решения выездной комиссии ЦК КПСС.

После высылки Солженицына в ФРГ в феврале 1974 года Ростропович и Вишневская сумели в конце марта передать через П. Н. Демичева, секретаря ЦК КПСС по культуре, письмо лично Брежневу. Они просили Брежнева разрешить им выезд за границу с двумя детьми на два года. Неожиданно Брежнев распорядился удовлетворить просьбу супругов.

В семье решили, что Мстислав Леопольдович поедет первым в Лондон, где у него много друзей и постоянных приглашений, снимет дом или квартиру, после чего туда приедет Вишневская с дочками-старшеклассницами Еленой и Ольгой. Две виолончели и множество других вещей Ростропович погрузил в свой микроавтобус «мерседес» и отправил в особом контейнере по морю из Ленинграда в Англию. Сам полетел в Лондон вместе с собакой. Пассажирам первого класса это разрешалось, для животных в больших воздушных лайнерах есть особый отсек. Удивительным было то, что ни при покупке билетов, ни при посадке в самолет никто не предупредил Ростроповича о том, что ввоз собак и кошек на Британские острова запрещен особым Актом парламента, принятым еще в 1901 году и неукоснительно соблюдавшимся без всяких исключений. Это было сделано для предотвращения распространения собачьего бешенства. Собаки, кошки и некоторые другие животные, владельцы которых переселялись в Англию, должны были пройти шестимесячный карантин, в течение которого каждое животное содержалось изолированно от других. Все расходы на карантин оплачивали владельцы этих домашних животных. Возможно, Ростроповича и предупреждали об этом, но знаменитые люди часто не могут поверить в существование правил без исключений.

В лондонском аэропорту Хитроу таможенный контроль объяснил музыканту правила. Он рассказывал об этом с явным возмущением. Встречавший русского виолончелиста в аэропорту его друг Бенджамин Бриттен (Benjamin Britten), знаменитый английский композитор, ничем не мог помочь. Собаку оставили в карантинной зоне и Ростроповичу объяснили, по каким дням он может ее посещать. Когда через несколько дней он приехал на свидание с Кузей, оказалось, что пес в депрессии и отказывается от еды. Собак содержали в больших клетках в особых питомниках и на прогулки не выводили. Для очень крупной собаки, и особенно для сенбернаров, выведенных для спасения людей в горах, условия были слишком тяжелыми. Добрая душа Славы не могла этого выдержать, и он вместе с Кузей улетел в Париж, не дожидаясь прибытия контейнера с виолончелями. Однако и в Париже, плотно застроенном многоквартирными домами, без скверов, существовали очень строгие правила для выгула собак. В парках висели объявления на французском и английском, запрещающие вход с собаками даже на поводке. Крупных собак нельзя было выводить из дома без намордника. В отеле запрещалось входить с собакой в лифт, а так как номер Ростроповича находился на верхнем этаже, то для прогулок оставался лишь балкон.

Мы пробыли у Мстислава Леопольдовича около двух часов, я оставил ему наш телефонный номер в Лондоне и номер нашего нового друга в Париже Сергея Петровича Дубровского, издателя и преподавателя русского языка (см. главу 19). Он был надежным и опытным человеком и, как бывший артист Киевского драматического театра, переживший немецкую оккупацию, мог найти выход из любой ситуации. Через несколько дней, позвонив Ростроповичу, я узнал, что проблема с деньгами решена: французская студия музыкальной записи предложила ему контракт и выплатила аванс. Контейнер с «мерседесом» и вещами был переадресован в Париж. Французские друзья подыскивали для Ростроповича квартиру в пригороде, где не было ограничений на выгул собак.

Галина Вишневская с дочерями прилетела в Париж, когда Ростропович жил уже в квартире. Им удалось в сентябре посетить в Цюрихе и Солженицына. В воспоминаниях-хронике «Угодило зернышко промеж двух жерновов» Солженицын написал об этой встрече очень кратко:

«…Ростроповичей понесло изгоняющим восточным ветром – куда-то в Европу, они сами еще не знали куда… В таком растерянном, смущенном, неприкрепленном состоянии они и посетили нас в Цюрихе. Улыбались – а горько. Стива пытался шутить, а невесело. В нашем травяном дворике сидели мы за столом до сумерек…» (Новый мир. 1998. № 9. С. 75).

В последующие годы я встречался с Ростроповичем лишь три раза, всегда после его концертов: осенью 1978 года в Вашингтоне и два раза в Лондоне. В последний раз – на его благотворительном концерте в Лондоне в пользу жертв землетрясения в Армении в декабре 1988 года. На этом концерте было собрано для Армении около миллиона фунтов стерлингов.

Ростропович и Вишневская были лишены советского гражданства в марте 1978 года после их второго обращения в посольство СССР в Вашингтоне с просьбой о продлении срока действия своих паспортов. Им предъявили совершенно нелепые и вздорные обвинения в том, что «в 1976–1977 годах они дали несколько концертов, денежные сборы от которых пошли в пользу белоэмигрантских организаций» (Известия. 16 марта 1978 года). К 1978 году Ростропович дал около семидесяти благотворительных концертов, он никогда не отказывался от подобных предложений. Один из них, в Сан-Франциско в сентябре 1976 года, был «в пользу русских инвалидов Первой мировой войны». Несколько десятков русских инвалидов жили в Сан-Франциско в домах для престарелых. Никаких «белоэмигрантских организаций» в 1976–1977 годах, через 60 лет после Октябрьской революции, не существовало.

Подготовка к новой поездке в Америку

Еще в январе 1974 года я получил из США письмо от президента Геронтологического общества Этель