Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добжанский встретил нас на кафедре генетики. Выглядел он неважно, но болезнь не повлияла на его память. Он рассказал, как в 1935 году Николай Иванович Вавилов, только что создавший в Москве Институт генетики АН СССР, убеждал его вернуться в Москву, чтобы занять пост директора. «Вдвоем мы одолеем Лысенко», – писал Вавилов. Этот рассказ очень меня удивил. В 1935 году, вернись Добжанский в СССР, его бы сразу арестовали «за измену родине». Дело на него, тогда еще в ОГПУ, наверное, было заведено сразу после его отказа вернуться домой в конце 1928 года. Союз Добжанского с Вавиловым, имевшим репутацию советского патриота, мог бы лишь ослабить позиции Николая Ивановича. Конфликт с Лысенко не был научным спором.
В Беркли у меня была очень насыщенная программа на неделю: два доклада на семинарах и одна открытая лекция. Кроме того, я встречался с коллегами, которых знал по переписке. Общеуниверситетская лекция о диссидентах в Советском Союзе была назначена на вечер во вторник 14 мая. Это был несколько модифицированный вариант моего выступления на аналогичную тему в Стэнфорде. Какого-либо готового текста у меня не было, я обычно выступал спонтанно. Всегда задавали много вопросов. Просматривая сейчас сохранившиеся в моем архиве местные газеты, я обнаружил, что Berkeley Daily Gazette от 15 мая посвятила моей лекции большую статью, в которой описан такой эпизод:
«Медведеву наиболее горячо аплодировали, когда женщина из аудитории спросила его, почему советский лидер Леонид Брежнев был столь очаровательным во время его прошлогоднего визита в США и столь жестким у себя дома в Советском Союзе. “Он показался вам очаровательным только потому, что вы видели его всегда в компании с американским президентом Никсоном”, – ответил Медведев».
В один из этих дней Лернер повез меня на экскурсию в Сан-Франциско. Здесь был не только знаменитый Чайна-таун, но и «русская деревня», населенная в основном потомками беженцев времен Гражданской войны – в большинстве своем солдат и офицеров армии Врангеля. Эта экскурсия закончилась в русском ресторане в порту. Недалеко от нашего столика несколько пожилых мужчин, явно бывших русских офицеров, спорили о причинах проигранного сражения с Красной Армией где-то под Херсоном.
Длинная дорога домой
Моя программа в Калифорнии заканчивалась 20 мая. Однако итальянский лайнер, на котором я должен был возвращаться в Европу, «SS Leonardo da Vinchi», отплывал из Нью-Йорка 2 июня. На оставшиеся до этой даты дни я запланировал, еще при подготовке всего путешествия, много разных визитов, чаще всего однодневных. Из Сан-Франциско поездом и автобусом я проехал вдоль побережья в Ванкувер. Это была уже Канада, однако никакого паспортного контроля при пересечении границы не было. Меня еще в конце 1973 года пригласил туда знаменитый, хотя малоизвестный в СССР профессор физики Григорий Михайлович Волков, декан факультета науки Университета Британской Колумбии. Волкова, родившегося в Москве, еще десятилетним мальчиком родители увезли в Канаду в 1924 году. После окончания Университета Британской Колумбии он несколько лет работал в США в Калифорнийском университете под руководством Роберта Оппенгеймера. Оппенгеймеру и Волкову принадлежал приоритет в предсказании существования нейтронных звезд, которые были действительно открыты позднее. Темой моей лекции здесь снова была советская наука. Для этой лекции, как и для лекции о долгожителях, у меня была подобрана коллекция наглядных иллюстраций.
Из Ванкувера туристическим поездом с удобными для обзора креслами я почти два дня через горы и лесные массивы двигался в канадский штат Онтарио, чтобы прочитать лекцию в Университете Ватерлоо, уже о долгожителях. Здесь моим патроном был профессор Вильям Форбс (William Forbes), декан факультета математики. Он также занимался и геронтологией, применяя к изучению процессов старения статистические методы. Ему принадлежала главная заслуга в статистическом доказательстве того, что рак легких у человека напрямую связан с курением. Именно статистические исследования Форбса привели к широкой кампании против курения и к судебным искам к производителям табачной продукции, закончившимся победой пострадавших.
Через мост, соединявший канадский город Виндзор с американским Детройтом, я вернулся в США. Посылать в Лондон открытки с впечатлениями о канадском путешествии я не мог – в Канаде проходила всеобщая забастовка почтовых работников. В США мне предстояли еще две лекции в Миннеаполисе (штат Миннесота) и одна лекция о советской науке в Йельском университете (штат Коннектикут). Здесь я встречался с профессором Честером Блиссом, который в 1960 году помог доставить из Москвы в США текст моего доклада о молекулярных аспектах старения на Геронтологический конгресс в Сан-Франциско (см. главу 2). Я вернулся в Нью-Йорк 29 мая и снова остановился в отеле «Рузвельт». В открытке, которую я послал в Лондон на следующий день, было написано:
«Привет из Нью-Йорка! Вчера я был на ежегодном обеде ПЕН-клуба Америки, это происходило на последнем этаже какого-то небоскреба. Познакомился с Артуром Миллером и многими другими писателями. Сегодня у меня ланч с R. Tilley (Columbia Press) и обед с А. Green (A. Knopf). Завтра буду гулять по городу и покупать подарки. Все время пасмурно, а в Нью-Йорке в этом случае мало света даже для фотографирования. Остался один визит в редакцию газеты “Новое русское слово”…»
Через три дня я снова проплывал мимо статуи Свободы, на этот раз на замечательном итальянском лайнере. Он не был полностью укомплектован пассажирами, многие участники круиза начинали свой тур в портах Средиземного моря. Каждый вечер капитан приглашал нескольких пассажиров на обед в свою каюту. Я удостоился этой чести где-то посередине Атлантического океана.
Глава 26
Испания – 1974
6 июня я сходил на испанский берег в Малаге на юге Андалусии. Об Испании мое поколение советских людей знало намного больше, чем о других европейских странах, в основном благодаря гражданской войне 1936–1939 годов. Советский Союз активно поддерживал республиканцев оружием и опытными кадрами, тогда как Италия и Германия еще активнее помогали армии генерала Франко. Школьником в Ленинграде (а затем в Москве) я читал в газетах ежедневные сводки с фронтов, переживал многомесячную осаду Барселоны и Мадрида. Начиная с 1937-го в СССР пошел большой поток испанских детей, беженцев из северных баскских провинций, подвергавшихся бомбардировкам, главным образом с германских самолетов. Юные беженцы