Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский

видимо, посвященный Геркулесу. Простота стиля, скромные украшения соответствовали всему укладу жизни республиканского Рима, еще не поражавшего роскошью.

И только Помпей и Цезарь, после возвращения из своих походов на Восток и знакомства с эллинистическими городами, заложили своими постройками начала будущего мраморного Рима. Первое из таких грандиозных сооружений – каменный театр Помпея, воздвигнутый в 55 г. до н. э. и известный лишь по описаниям.

Инсулы и их обитатели. Гражданские войны самими древними римлянами сравнивались с опустошительными пожарами. Пожары до неузнаваемости изменяли облик городов, освобождая место для нового строительства. Так же и гражданская война. Частные дома людей, внесенных в «списки мертвых», захватывались и продавались с молотка. Новые владельцы на месте небольших домов воздвигали здания в три и более этажей и сдавали их внаем. В перестройку при Сулле шли районы Рима, заселенные богачами-всадниками. У Красса были отряды хорошо обученных рабов. С их помощью оставшиеся после пожара пепелища или пустыри покрывались «доходными домами», которые в Риме называли «инсулами» – островами. Они были заселены малообеспеченными людьми, не имевшими возможности жить зимой в особняке, а летом, спасаясь от жары, уезжать на виллу к морю или в горы. Это были «острова бедности» в городе, полном городских вилл. Здесь было царство клопов и блох. Здесь свирепствовали эпидемии. Однако от голода римские граждане не умирали, ибо получали хлеб от государства и подачки от богачей. В это время товаром стали голоса: добивавшиеся выгодной выборной должности скупали их через своих агентов.

Жизнь обитателей инсул более всего скрашивали зрелища – бои гладиаторов, травля зверей, конские скачки. Они дорого стоили организаторам, но тот, кто был щедр, добивался популярности и мог рассчитывать на голоса. И все же обитателям особняков страшно было жить в городе, где все больше и больше становилось инсул. Всегда мог появиться кто-то, обещающий отменить долги и квартирную плату, вызвав этим волнения. Из обитателей инсул выходили те, на кого рассчитывали Катилина и Клодий. Из них вербовались и те, кто ликовал при известии об объявлении проскрипций, воспринимая их как сигнал к безнаказанным грабежам и убийствам. Именно об этих людях думал Цезарь, составляя свое завещание и отказывая каждому из них по 300 сестерциев. Это были как раз те 30 сребреников, за которые была продана римская республика.

Лукуллов пир. Давно минули времена, когда римляне гордились умеренностью в пище и корили азиатов, а у себя в Италии – «жирных этрусков» за их излишества. Потомки Ромула, лакомившиеся полбой и репой, превратились в гурманов и обжор. Рим после Митридатовых войн стал пиршественным столом, на который поставляли свои богатства и Меотида (Азовское море), и Армения, и Африка. Конечно же, за этим столом деликатесы доставались только господам. Они съедали утиную шейку и грудку, остальные части отдавали гостям рангом пониже, а лапки – рабам. Не щадили ни красоты павлина, ни соловьиного пения (в пищу шли и соловьиные языки). Законодателем этих пиров стал победитель Митридата Лукулл, у которого Помпей вырвал из рук и присвоил победу. С горя удалился Лукулл от дел и обязанностей римского гражданина в свое поместье и зажил, как «Ксеркс в тоге». Впрочем, Лукулл затмил и персидского царя. Роскошную и праздную жизнь вскоре стали называть Лукулловой. Если кому из богачей хотелось отведать дрозда, он отправлялся к Лукуллу – Лукулл их разводил. Морские рыбы также у него были под рукой: он приказал пустить в свою виллу воду из моря и развел в образовавшемся озере рыб, которых сам кормил. По образцу Лукулла рыбные садки стали устраивать у себя и другие богачи. Известно, что хищных рыб подчас кормили провинившимися рабами, чтобы мясо стало нежнее.

Пиры, устраиваемые Лукуллом и подражавшими ему богачами, длились днями (предусматривались даже золотые лохани для извержения съеденного и выпитого и были изобретены способы для искусственного вызывания рвоты). Так что создавался цикл, охарактеризованный одним из римских писателей так: «Извергают пищу, чтобы есть, и поглощают ее, чтобы извергнуть».

Пиры в Риме служили не только для поглощения пищи и обжорства, но и для общения с друзьями. Цицерон полагал, что латинское слово пир («конвивиум») более удачно, чем греческое, так как дословно означает «сожительство». Все зависело от того, кто был устроителем пира, кем были его «сожители» – образованный нобиль, полуграмотный всадник или вольноотпущенник, стремившийся выставить напоказ случайно доставшееся ему богатство и демонстрирующий вместе с ним невежество и безвкусицу. Как реакция на многолюдные пиры своего времени воспринимается рекомендация Варрона приглашать к столу гостей не менее числа граций (трех) и не более числа муз (девяти).

Одежда и прическа. Роскошь одолевала римскую простоту во всем. В свое время, если верить Геродоту, царь Крез посоветовал пленившему его царю персов Киру одеть своих бывших подданных в длинные одеяния и обуть в высокие сапоги («и ты увидишь, о царь, что скоро они из мужчин обратятся в баб, так что тебе уже никогда не придется опасаться восстаний»). Римляне эпохи гражданских войн восприняли этот совет лидийского царя. Цицерон описывает окружавшую Катилину римскую молодежь «в туниках с длинными рукавами до пят». Одновременно вошел в моду обычай подбривать брови и выщипывать бороду и волосы на ногах, а также душиться восточными благовониями. Так что Клодий, втесавшийся в толпу матрон, которые следовали в дом великого понтифика Гая Юлия Цезаря, чтобы участвовать в закрытом для мужчин празднике Доброй богини, сошел за девушку. Пойман же он был рабынями при попытке проникнуть в спальню хозяйки праздника, жены Цезаря, той самой, которая «выше подозрений».

Тексты

1. СПАСЕНИЕ ОТ ГРАЖДАНСКИХ ВОЙН

Гораций, Эпод, XVI

Перетирается снова в гражданской вой не поколенье.

Рушится Рим собственной сило ю,

Город, что одолел и марсов воинственных племя,

Рать отразил Порсенны этрусскую,

Доблестной Капуи зависть и злобную ярость Спартака,

В смутную пору измену аллоброгов,

Рим, что сумел покорить германцев голубоглазых

И Ганнибала, страх вызывавшего.

Ныне ж висит над тобою проклятье Ромула Ремом,

Кровь вопиет в тебе братская.

Камни римских святынь высечет варвар копытом,

Пепел отцов развеет божественных.

Кости Квирина, века не знавшие света и ветра,

Страшно сказать, будут разбросаны.

«Есть ли тут выход какой?» – может быть, граждане спросят

Все или их часть наилучшая.

Нет решенья мудрей того, что избрали фокейцы,

Те, что отчизну сразу покинули,

Нивы свои и свой кров, отчих ларов и храмы

Стаям волков и вепрей оставили.

Так же вы им вослед любою спасайтесь дорогой;

Не опасаясь знойного Африка[12],

Этим ль пойдете путем, к другому ли склоните душу,

Только больше не медлите!

Вспомните клятвы слова: «Пока не выплывут камни,

Не возвратимся в отечество!»

Нос корабля повернуть пусть совесть вам не позволит,

Горы пока не зальет Мутинские

Или хребет Апеннин не опустится в хляби морские,

Разные звери друг с другом не спарятся:

Выйдет из чащи тигрица, чтобы отдаться оленю,

Блудом займется голубка с ястребом,

Мирно