Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

уникальными квалификациями, отсутствовавшими у ученых и инженеров в США. Эту поправку ввели для приглашения и переправки в США многих тысяч немецких ученых, инженеров и конструкторов, которые в нацистской Германии разрабатывали во время войны ракетное, атомное и химическое оружие, в том числе и знаменитого Вернера фон Брауна (Werner von Braun), создателя тех баллистических ракет, которыми в 1944–1945 годах обстреливали Лондон. В США фон Браун вместе со своей немецкой командой стал главным разработчиком американской ракетной и космической техники. Немецких ученых и инженеров снабжали в США фальшивыми «чистыми» биографиями и давали американское гражданство.

Группа авторитетных геронтологов США обратилась в госдепартамент с особым ходатайством в отношении Алекса Комфорта, подчеркивая, что он обладает уникальными знаниями для решения проблем старения. Это и обеспечило анархисту и пацифисту иммиграционную визу.

Я, конечно, не ожидал для себя таких же трудностей. Мне к тому же требовалась виза с разрешением лишь на временную работу (лекции с оплатой гонораров считались в США временной работой), а не иммиграционная. Беспокоило меня отсутствие паспорта, ведь я имел лишь сертификат удостоверения личности. При наличии приглашений от университетов я с этим сертификатом получал визы на поездки в Италию, Германию и Голландию в консульствах этих стран без всяких проблем, заполнив относительно простые анкеты. В графе «гражданство» я писал «без гражданства».

В огромном здании посольства США в Лондоне все было по-другому. Два охранника в форме морских пехотинцев, проверив мой портфель и карманы, разрешили пройти в довольно большой зал, где уже сидели, наверное, человек сто пятьдесят. При входе в зал надо было оторвать талон с номером и ждать, когда мой номер появится на экране с указанием бокса, в который следовало пройти. Среди ожидавших в зале большинство составляли азиаты и африканцы. Британцам для туристических поездок в США визы не требовались. Минут через сорок мой номер появился на экране. В боксе мне предстояло интервью с сотрудником консульства. Им оказалась женщина в полувоенной форме. Обнаружив, что я не имею гражданства и являюсь бывшим гражданином СССР, она вызвала другого сотрудника, очевидно рангом выше. Беседа продолжалась около часа, мне нужно было рассказывать биографию, разъясняя некоторые непонятные для них детали. Много расспросов было и о полученных мною приглашениях. В конечном итоге мне дали большую анкету на нескольких страницах и назначили повторный визит на следующей неделе.

Анкеты на американскую визу состояли из разных разделов. В первом следовало указать все адреса жительства с датами проживания после рождения, затем перечислить все места, которые я намеревался посетить в США, и сроки моего там пребывания. В «политической» части анкеты надо было указать все партии, общества и ассоциации, членом которых я состою или состоял в прошлом. Наибольшую опасность представляла, однако, серия медицинских вопросов. Американцы не хотели пребывания в своей стране людей с хроническими заболеваниями, диабетом, гемофилией, гепатитом Б и психическими расстройствами. Нужно было конкретно ответить на вопросы о наличии в прошлом или в настоящем определенных болезней. В том числе и вопрос о том, находился ли я когда-либо в психиатрических больницах и если да, то с каким диагнозом. Тут я и задумался: писать ли про «вялотекущую шизофрению с раздвоением личности и параноидальным бредом реформаторства» – диагноз, вынесенный мне главным психиатром Министерства здравоохранения СССР (см. главу 13)? Я решил оставить эту графу незаполненной, дача ложных сведений могла лишить меня навсегда возможности посещать США.

Через несколько дней я сдал в консульский отдел заявление на получение визы, анкеты и копии приглашений и стал ждать вызова, обещанного через две недели. Прошел месяц, но вызова не было. По телефону справок по этому поводу не давали. Я снова приехал в посольство и добился приема у одного из заместителей консула. «Ваш вопрос решается в госдепартаменте», – объяснил он. Я сознавал, что и в госдепартаменте вряд ли кто сможет разобраться с моей ситуацией. В какой отдел пошли там мои бумаги, в советский или в британский? Я принципиально никогда не пробовал использовать для решения своих проблем какие-то личные связи. Но в США лоббирование чьих-то интересов было обычной практикой. Поэтому сначала я позвонил в Геронтологический центр Натану Шоку, объяснив сложности с визой. Он обещал срочно помочь. Затем я позвонил Джереми Стоуну – как профессиональный лоббист от влиятельной федерации ученых он знал все тонкости американской бюрократии. Через три дня меня вызвали телефонным звонком в консульство США и без всяких вопросов проштамповали в мой сертификат многократную визу B-1 и B-2 на два года. Позже Стоун рассказал, что он позвонил сразу Генри Киссинджеру, государственному секретарю, который также жил в Chеvy Chase. Там многие дома важных чиновников и членов конгресса имели дополнительную охрану и вторую телефонную линию с повышенной степенью безопасности. Стоун тоже был к ней подключен. Главные лоббисты имели все привилегии вашингтонской номенклатуры.

«Письмо вождям Советского Союза»

23 февраля мне позвонил Эндрю Уилсон, заместитель редактора воскресной газеты The Observer: «Жорес, Дэвид Астор хочет посоветоваться по важному вопросу… Мы вышлем за вами машину…»

Дэвид Астор был главным редактором и владельцем этой газеты, наиболее респектабельной и старейшей среди воскресных газет. Воскресные газеты в Англии очень толстые, иногда до 70–80 страниц. С The Observer я начал сотрудничество с лета 1973 года.

Первый вопрос Астора был неожиданным: знаю ли я что-либо об открытом «Письме вождям Советского Союза», написанном Солженицыным. Я ответил утвердительно, пояснив, что знаю об этом письме из переписки с друзьями, которые читали письмо еще в октябре прошлого года. Оно было написано и передано Солженицыным в ЦК КПСС с сопроводительной запиской для Брежнева в начале сентября. Не получив ответа, Солженицын решил сделать его открытым и передал друзьям для распространения. Однако содержание «Письма» вызвало даже у близких писателю людей, таких как Лев Копелев и Лидия Чуковская, весьма критическую реакцию. Оно почти не распространялось. Суть письма состояла в том, что главная угроза России исходит не от Запада, который слаб и деградирует, а от Китая. Солженицын считал, что существует самостоятельная «русская цивилизация» и что ее можно сохранить и укрепить переносом всего центра культурного и экономического развития страны из ее Европейской части на Северо-Восток, то есть в Сибирь. При этом он предлагал сохранять привычный для России авторитарный режим, отказавшись лишь от идеологии. Идеологию следовало заменить традициями православного христианства. По моему мнению, Солженицын сейчас, после незаконной высылки, наверное, сожалеет о том, что он вообще написал это письмо.

– Не только не сожалеет, – ответил Астор, – а вот предлагает нам опубликовать английский перевод. – Астор передал мне рукопись,