Последнее лето - Елена Арсеньева

– Угомонитесь, Аксаков, – попросил Охтин. –Подозреваем, не подозреваем… Вы что же, выстрелов не слышали?

– Ха-ха, – сказал наглый Аксаков. –Представьте себе, что нет!

«Я бы на его месте тоже не слышал», – подумал городовойи снова разгладил усы.

* * *

– Ну, закончили? – спросила Лидия. –Наконец-то! Удивляюсь, как это вас в банке держат, вы как-то неприличнобезграмотны!

– Так мне же не писать приходится, а считать… –всхлипнул Филянушкин. – Христа ради, госпожа Шатилова, не посылайте письмов полицию… меня ж тогда арестуют, вся жизнь псу под хвост… Умоляю вас, матушка!

Он рухнул на колени, схватил руку Лидии, попытался притянутьк губам и облобызать.

– Какая я вам матушка? – смертельно оскорбиласьЛидия. – Нашли матушку, ничего себе! Вам сколько лет-то? Тридцать? Ну ину, мы же почти ровесники. Матушка, главное…

«Непременно надо донести на него, – подумаламстительно. – Только… только как же Бориска?»

Она вырвала руку, свернула листок и повернулась, чтобы уйтии больше не смотреть в поросячьи глазки Филянушкина, как вдруг…

Сначала донеслись какие-то странные хлопки.

– Что такое? – удивилась Лидия, оглядываясь.

Звуки неслись со стороны Канатной или Новой, трудно былопонять точно.

– Стреляют! – вскрикнул Филянушкин и ринулсябежать за угол, в банк.

– С ума сошел, трус несчастный! – вслед емубросила Лидия. – Средь бела дня-то? Здесь, почти в центре города? Небосьне пятый год!

Она словно забыла, что происходило здесь, почти в центрегорода, отнюдь не в пятом году, а каких-то три месяца тому назад.

А впрочем, ей стало зябко. Конечно, центр, конечно, белыйдень, а все-таки… Нет, лучше уйти.

Лидия уже сделала несколько шагов, как хлопки раздалисьснова, ближе и ближе. Испуганно замерла.

Затрещали кусты под тяжестью мужского тела, свалившегося сзабора. А впрочем, нет, человек не свалился, а прыгнул – прыгнул и понесся дальше,виляя, как заяц, из стороны в сторону, воровски озираясь. Пиджак у него былразорван на спине.

Из-за забора послышались крики:

– Стой! Стой, сволочь! Полиция!

Трель полицейского свистка.

Человек резко повернул и побежал не к открытой Немецкой улице,а направо, туда, где брандмауэр отделял банк от Петропавловского кладбища.

Кусты затрещали снова: через забор перевалились еще троемужчин.

– Стой, стреляю!

У Лидии подкосились ноги, она вжалась в стену, не в силахтронуться с места.

Человек в рваном пиджаке с разбегу взбежал на брандмауэр.

Лидия, как ни была испугана, ахнула: человек бежит повертикальной стене! А тот уже был почти наверху, когда раздалось подряднесколько выстрелов.

Лидия зажала уши ладонями.

Человек, бежавший по брандмауэру, камнем рухнул вниз ипростерся у подножия стены.

Те трое подошли к нему, не убирая оружия. Ходили вокруг,качали головами, осторожно касались носками сапог неподвижного тела.Переговаривались:

– Вот так, добегался.

– Да… Конечно, надо было бы живым…

– Ага, возьмешь его живым! Еще минута – и ушел бы.

– Черт какой-то: по стенам бегает, из рукавов ножимечет…

– Циркач небось.

– Нет, циркач – это другой, старик, а этот – егоученик. Но тоже хоть сейчас на арену.

– Слушай, а чего та девка, как ее, Аверьянова, орала:«Виктор, мол, Виктор»? Он у нас по ориентировкам проходит как Бориска илиМурзик.

– Да шут ее знает, чего она орала. Спятила небось.

– Ничего, в участке ее живо в разум приведут, сучку.

– Сударыня, э-э, вы куда, вы зачем, негоже глядеть даме…

Последнее относилось к Лидии, которая вдруг отлепилась отстены, к которой прижималась в поисках спасения, и подошла к убитому.

Он лежал на спине, руки в стороны, голова закинута. Пули,видимо, попали все в спину, лицо было нетронуто, только чуть измазано сбокукирпичной крошкой и пылью. Ну, еще изо рта ползла струйка крови. Синие глазашироко открыты.

Лидия перестала дышать – все смотрела в эти глаза, всесмотрела…

– Сударыня, вы бы пошли сели, не надо смотреть…

– Эк напугалась, бедная!

– Напугаешься тут небось.

Кто-то взял ее под руку, повел куда-то.

– Извозчик! А ну, стой! Взойдите, сударыня, в пролетку.Скажите, куда вас отвезти? Вы меня слышите? Сударыня?

Лидия с трудом разомкнула губы:

– Да.

– Куда прикажете отвезти? Да вы не тревожьтесь, платитьне надобно будет. Слышишь, братец? Сыскная полиция, понял? Отвезешь даму, кудаона скажет.

– Да она, может, скажет, ей в Сормово надо, а мне чтож, задарма кататься?! – в отчаянии возопил извозчик.

Этот крик и знакомое слово вернули Лидии подобие сознания.

– Да, – выговорила она с усилием. – Мне вСормово. Да…

– Боженька мой! – взвизгнул извозчик.

– Ничего, я заплачу. Поедемте. Спасибо.

Кому она сказала «спасибо», Лидия не знала. Тому, наверное,кто ее проводил к экипажу. Возможно, именно он убил… убил…

Лидия схватилась за сердце. Зажмурилась, слушая скрип колес,стук копыт. Звуки сначала казались беспорядочными, бессмысленными, потом онауслышала, что копыта выстукивают:

– Бо-рис-ка… Бо-рис-ка…

А колеса подскрипывают:

– Борис-с-ска… Бо-рис-с-ска…

Лидия слушала, слушала, зажимая сердце одной рукой, а другойизредка смахивала со щек слезы.

Потом распрямилась, смогла продышаться. Копыта все стучали,колеса все скрипели.

И постепенно Лидия заметила, что разговор их изменился.Теперь копыта выстукивали:

– Сво-бод-на… сво-бод-на…

А колеса подскрипывали:

– С-свободна… с-свободна!

* * *