Плач к Небесам - Энн Райс

— Я уже достаточно согрешил за нас обоих, — сказалкардинал, но без особой уверенности в голосе. — А теперь ты должен уйти ипозволить мне выиграть мою битву, ради Бога и ради меня самого.

— Но если вы проиграете, мой господин, что тогда?

— Ах, нет! — взмолился кардинал, еще крепчеобнимая Тонио и притягивая его к себе.

— Мой господин, — настаивал Тонио, — пустьБог простит меня, если я не прав, но разве истина не в том, что этот грех ужесвершился? Разве мы не прокляты уже за нашу страсть друг к другу? Ведь вы непослали за исповедником, да и я тоже, и если нам суждено сейчас умереть, мысгорим в аду так, как если бы уже совершили это деяние. Но раз так, мойгосподин, позвольте же мне подарить вам хотя бы маленькую частичку рая, покаэто еще возможно.

Он прикоснулся губами к лицу кардинала. И когда Кальвиновстал и открыл ему свои объятия, Тонио испытал неизбежное потрясение от новыхощущений, от твердости еще незнакомого ему тела.

От желания у него кружилась голова и подгибались ноги. Еслибы в том была нужда, он бы теперь сам умолял о близости.

Его захватил огонь этого мужчины.

Кажется, он сам повел кардинала к постели. Поставил рядом скроватью подсвечник и загасил все свечи, кроме одной. Мечтательно глядя на еетусклое пламя и на свою тень на стене, он почувствовал, что пальцы кардиналаначали высвобождать его из одежды.

Ему хотелось, чтобы все происходило медленно. Он не помогалкардиналу. Он не сводил глаз с той главной точки, которая интересовала егосамого, чувствуя, как шоковое состояние проходит. Словно со стороны, Тонионаблюдал, как одежды падают на пол, и чувствовал, как кардинал ощупывает еговзглядом. А потом услышал, как тот прошептал:

— Этого довольно.

— Мой господин, — сказал Тонио, кладя руку на этутвердость, на эту мощь. — Я весь горю. Позвольте мне дать вам наслаждение,или я сойду с ума.

Он приник к губам кардинала, удивляясь их податливости, апотом, еще более пораженный, отдался во власть неуклюжей силы его рук. Кардиналгладил ему волосы между ногами, провел ладонью по шрамам, а нащупав их,содрогнулся от страсти, не в силах ее подавить. Он застонал одновременно сТонио, ибо мертвые рубцы внезапно ожили, откликнувшись резкой дрожью. Выгнувспину, Тонио почувствовал губы кардинала на своем напряженном члене.

— Нет, мой господин, прошу вас...

С затуманенным взором и дрожащими, как от сильной боли,губами Тонио отпрянул и, опустившись на колени у края кровати, прошептал:

— Мой господин, позвольте мне увидеть его. Позвольтемне, пожалуйста!

Ему казалось, что кардинал находится в полубессознательномсостоянии. Он развел руками, словно совершал какое-то открытие, а Тонио началснимать с него малиновую сутану.

Да, то был корень, и в нем была та самая сила. Он былкруглый и твердый, словно деревянный. У Тонио перехватило дыхание, и он взял владони тяжелую шелковистую мошонку. В ее легкости и одновременной тяжести, вкажущейся хрупкости спрятанного в ней было что-то сверхъестественное.Наклонившись, Тонио попытался взять ее в рот целиком, попробовать на вкус этумягкую волосатую плоть, почувствовать ее соленость, ее сильный аромат и жар, изнее исходящий. Потом выпрямился и взял в рот сам орган.

Когда Тонио начал яростно сосать его, лаская зубами, пенисдостал до самой дальней стенки его рта, и тогда промеж его ног случился первыймощный взрыв: вероятно, это его собственный член получил какую-то возможностьсовершать легкие фрикции.

Тонио уже не мог остановиться. Страсть начала опятьподниматься в нем почти в тот самый миг, когда он достиг вершины. Он словнопытался проглотить этот грубый и неподатливый предмет, в то же время сжимаярукой мягкую тяжесть мошонки, напряженной и нежной одновременно. И вновь подойдяк своей неизбежной вершине, встал на ноги, вытянулся, прижался к кардиналу,чтобы почувствовать своей наготой его наготу, и ему было все равно, услышит ливесь мир его сдавленный крик или нет. Кардинал извивался, прижимаясь к нему,безумно желая его, и при этом, по своей невинности, как будто совершенно незнал, что делать, как будто мог только исполнять приказы Тонио.

Тонио растянулся на кровати, протянул к нему руку, словноКальвино был плащом, который ему хотелось натянуть на себя, и раздвинул ноги.

Он чувствовал, что кардинал целует его голую спину,массирует его ягодицы, и сам протянул руку к орудию и показал, куда его надоввести.

Боль пронзила его, и в то же время это было что-точрезвычайно сильное, великолепно-непреодолимое, первым же ударом вырвавшее изнего дикий стон, а потом все его тело начало двигаться в том же самом ритме, инаслаждение кругами расходилось с каждым ударом, и он, скрипя зубами, дал своесамое богохульное согласие.

Когда после последней серии мучительных толчков кардинал кончил,он издал такой крик, как если бы долго страдал и не мог больше выносить это. Онотвалился от Тонио, не отнимая от него рук, точно боялся, что какая-то силаможет их разъединить.

* * *

Наверное, около часа спустя Тонио проснулся. Какой-то миг онне мог понять, где находится. А потом сообразил, что это кардинал стоит укровати спиной к открытому окну, за которым открывается полное звезд небо, исмотрит на него сверху вниз.

Кардинал что-то говорил. Потом положил руку на плечо Тониои, увидев, что его глаза открыты, коснулся щеки.

— Неужели Господь мог проклясть меня за этотэкстаз? — выдохнул он. — Какой урок я получил?

Та же поразительная невинность. И та же ребячливая живость вглазах на таком же величественном, как всегда, лице с гладкими веками и чутьопущенными уголками рта.

— Я был проклят за это, давным-давно, — прошепталТонио и почувствовал, как проваливается в сон.

* * *

Когда он проснулся опять, темно-розовое небо над крышамибыло усыпано золотистыми облачками. Где-то вдали гоготали гуси, мычали коровы.А когда пропел петух, теплый воздух словно расколол комнату пополам, так чтовся ее парча и эмаль, ветхие, как содержимое покрытых пылью сундуков в чулане,начали рассыпаться. В первых упавших на ковер лучах солнца кружились частичкипыли, и каждый порыв теплого ветра приносил с собой аромат свежевспаханнойземли. Этот запах, до того чистый и беспримесный, смешивался с ароматами ладанаи воска.

Тонио резко вскочил. Он недоумевал, почему кардинал до сихпор не отослал его. Это показалось ему такой необычайной любезностью. Но егопреосвященство во сне по-прежнему протягивал руку к той теплой вмятине напростыне, где только что лежал Тонио.

Тонио молча оделся и спустился к себе по тусклым серымкоридорам.