Плач к Небесам - Энн Райс

Беззубый старый лакей спрыгнул на землю, чтобы открытьдверь. Держа в руках шпагу Тонио, как тот и приказал ему, он последовал засвоей «госпожой» сквозь толпу, провожавшую красавицу сдержанными, новосхищенными взглядами, до самой двери кофейни, в которую она вошла.

По правую руку от входа, хотя и не у самой стены,облокотившись о стол, сидел Гвидо. Перед ним стоял нетронутый бокал с вином.Глаза у маэстро были наполовину прикрыты. Похоже, он очень устал. Егоотяжелевшее лицо выглядело при этом необычайно молодо, как будто изнеможениеослабило его контроль над собой, а разочарование и беспокойство позволили емупринять более естественный для него мальчишеский вид.

Он даже не заметил, что рядом с ним поставили скамейку, и несразу увидел, как на нее опустилась дама.

Потом вздрогнул и сел прямо. Наверное, первым, что онувидел, был сиреневый шелк. Тонио, невозмутимый, как кукла, восседал средипышных юбок и безмятежно смотрел на улицу.

Воздух был теплым, ласкающим, и, когда тонкая косынкасоскользнула с его грудей, Тонио не стал ее поправлять. На него таращилисьотовсюду. Работа кофейни была нарушена. Даже мальчик-официант не знал, то липодойти, то ли поклониться, то ли как-то умудриться сделать и то и другое, инеловко ходил вокруг с подносом в руке. Почувствовав на себе взгляд Гвидо,Тонио медленно наклонил голову и отвернулся. Поэтому когда он снова поднялглаза на учителя, то это был взгляд снизу вверх.

Лицо Гвидо удивило его необычным выражением глаз, необычнымизгибом губ. И вдруг внезапная догадка переполнила его блаженством. Гвидо непонял, кто перед ним! Тогда Тонио взял веер, как учила его старуха, и развернулего так, словно открывал этим жестом какую-то прекрасную тайну, а потом,заслонив веером рот, опустил и снова поднял ресницы.

Он был так погружен в свои мысли, что едва ли слышал хотьчто-нибудь из речей Гвидо, из всей той милой болтовни, свойственной маэстро вте редкие мгновения, когда он бывал чем-то восхищен. Тонио пропускал все этомимо ушей, лишь иногда вежливо кивая в ответ.

Несмотря на стоящий зной, они наняли открытый экипаж исовершили прогулку по городу — прелестная синьора и ее влюбленный спутник,которого она то и дело упрекала в неуемных заигрываниях, но в конце концовмилостиво простила. Они обошли под ручку с полдесятка церквей, и дамочка то идело открывала свой зонтик, томно вздыхая от жары. Они пообедали еще засветлона Виа Кондотти и, совершив обязательную прогулку с одного конца Корсо надругой, вернулись домой.

Но перед этим зашли к той самой портнихе, синьоре Бьянке, ипредложили ей поработать у них за кулисами на представлениях оперы Гвидо,которая, как было теперь решено, получит название «Ахиллес на Спросе» и будетсоздана по новому либретто популярнейшего Пьетро Метастазио — поэта, стихикоторого так мечтал использовать Гвидо.

— Это будет просто идеально для тебя, — говорилмаэстро. — Мать Ахиллеса хочет удержать его от Троянской войны. Онапосылает его на остров Сирос, переодетым юной девушкой по имени Пирра. Частьоперы ты будешь изображать Пирру. А затем по ходу сюжета вскроется твояподлинная сущность, и ты предстанешь Ахиллесом в золотых доспехах. Как видишь,ты останешься мужчиной, который играет женщину!

— Да, это здорово! — пробормотал Тонио с улыбкой.

Но он словно витал где-то далеко, лишь время от временивозвращаясь в настоящее, возможно для того, чтобы вновь погрузиться в приятныевоспоминания о том, как наслаждался своим маскарадом, ловил восхищенные взглядымужчин и к тому же испытал смутное мстительное чувство, заслонившее все, чтоказалось смешным и жалким и в то же время безрассудным и невинно ребяческим. Вруках у него была та самая роза, что дала ему портниха. В воде она хорошосохранилась. Облачась в более удобные рубашку и бриджи, положив ноги настульчик, стоявший перед ним, Тониогрубо теребил лепестки розы, пытаясьраскрыть ее.

— Как видишь, за тобой все время ухаживали, пытаясь понять,кто ты такой...

— Гвидо, в Сан-Карло сезон уже открывался оперой Сарри,написанной на тот же сюжет. Мы же вместе смотрели ее, — мягко сказалТонио.

— Это так, но ты ведь не обратил особого внимания налибретто, да? К тому же я существенно меняю ее. А ты должен выкинуть это изголовы. Я знаю, что нужно римлянам. Я уже вдоволь этого насмотрелся. Они хотятабсолютного следования оригиналу с самыми осторожными нововведениями. Они хотятощущения солидности и богатства и того, чтобы все было исполнено без сучка беззадоринки.

«А ведь это вызов, — думал Тонио. — Вот что этотакое». Быть неузнаваемым под прикрытием маскарадной одежды и смотреть, как ониоказываются в дураках, когда бросают на него осторожные взгляды или даже делаютему откровенные приглашения. «Интересно, где тот поворотный пункт, послекоторого я скорее стал виновником низкого подлога, чем его жертвой? Когдапрежнее чувство незащищенности превратилось в ощущение власти?» Этого онсказать не мог.

* * *

Прошло уже много времени после обеда, когда Гвидо встал скресла, стоявшего у окна, чтобы получить доставленное к воротам письмо.

Паоло отправили спать. Тонио дремал с бокалом вина в руке.

— Что это? — сонно спросил он, увидев, что Гвидотяжело опустился на свое место и отшвырнул скомканный листок в сторону. Лицомаэстро было при этом непроницаемым.

— Руджерио нанял еще двоих кастратов. Они должныпоявиться одновременно с тобой, — сообщил Гвидо. Он снова встал и застыл,засунув руки в карманы атласного халата. Похоже, он размышлял. — Моглобыть и... хуже.

— И кто они?

— Один — Рубино, старый певец, большой мастер, нопридерживающийся старого стиля. Римляне раньше его любили. Рубино боятьсясовершенно не стоит. Но надо молиться, чтобы он не начал терять голос. —Гвидо задумался и словно не замечал присутствия Тонио.

— А другой? — не дождавшись продолжения, спросилТонио.

— Беттикино, — ответил Гвидо.

— Беттикино! — прошептал Тонио. Этого-то зналивсе. — Вместе с Беттикино на одной сцене!

— Вспомни! — резко оборвал его Гвидо. — Ясказал тебе, что могло быть и хуже. — Но, похоже, он тут же растерял своюубежденность. Сделал несколько шагов и резко обернулся. — Он холоден. Унего такой надменный вид, и ведет он себя будто король, хотя на самом делевылез из грязи, как и все мы... вернее, как некоторые из нас — Он с ирониейглянул на Тонио. — И у него, несомненно, не голос, а целый оркестр.Говорят, что он дает советы другим певцам, если считает, что это нужно...