Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

важнейший духовный акт, уходящий за горизонты земной жизни человека. Но при этом все те основатели религий, которые знали о духовных вопросах гораздо больше, такой акцент делали всегда. В наиболее явной форме это находит отражение в мандейском Писании, в евангельском тексте и в тексте Упанишад, – именно в тех текстах, которые описывают более высокий духовный уровень, чем опыт Вэнь. И как однозначно следует из проповеди Христа, отсутствие в жизни мужа и жены какого-то другого сексуального партнера – как до свадьбы, так и после нее – это обязательное требование для достижения Царства Небесного. Если такие побочные сексуальные контакты были, – человек в своей жизни подняться выше уровня Рая не сможет. И если верить Христу, то это – важнейший духовный Закон. Конечно, каждый читатель может попытаться опровергнуть это древнее убеждение своим собственным опытом и поделиться своими духовными достижениями со всем остальным миром в твиттере или в фейсбуке. Дорога к подобным «экаспериментам» всегда открыта!

Итак, возвращаясь к Китаю скажем, что путь достижения Дэ одинаков – у Конфуция и у подлинного христианина. Разница заключается в том, что если «духовным другом» для Конфуция был «дух» или «предок» в лице Вэнь-вана или Чжоу-гуна, то для истинного русского христианина таким «другом» становится «дух» в лице Серафима Саровского или Иоанна Кронштадского, или Силуана Афонского. Но после такого периода первоначального духовного становления – обязательно сам Христос. У каждого народа – свои прославленные «предки», но Дэ у всех людей одна и та же.

Право на такое поведение – на роль духовного Патриарха Китая – дало Конфуцию получение им Дэ, а с ним и становление человеком. То есть становление человеком-Вэнь – человеком с «просветленным (или, правильнее, светящимся) сердцем». И отсюда – такая любовь к ритуалу и такая забота о ритуале. Для самого Конфуция именно ритуал – «мать Дэ».

«Дух», «Святой дух»

Несмотря на то, что вопрос благодати мы уже рассмотрели «со всех сторон», мы все-таки должны остановиться на нем более подробно в части «духа». Мы сейчас выяснили для себя, что обе известные нам благодати – как христианская (харис), так и китайская (Дэ) – это, фактически, синонимы другого религиозного понятия, или, если говорить еще осторожнее, – это непосредственное проявление в человеке важнейшего «действующего агента» религиозных текстов – «Духа Святого».

В христианстве аксиомой является заявление, что человек спасается благодатью Духа Святого. Но если мы обратимся к китайской духовности – непосредственно к тексту Лунь юй и надписям на бронзовых сосудах Раннего Чжоу, – то такой вывод тоже не будет вызывать удивление: спасение древнего китайца заключалось в «постижении Дэ» (чжэ Дэ). И для нас сейчас не важно, что Китай не знал ближневосточного понятия «дух» в качестве синонима благодати Дэ, а тот «дух» (шэнь), который знал и знает Китай, не имеет никакого отношения (хотя, на самом деле, имеет прямое) к этому «спасающему» Духу Ближнего Востока.

О чем мы сейчас ведем речь? Мы хотели бы конкретнее определить сущностную природу благодати Дэ, но сделать это возможно только через определения или через уточнение природы самого Духа. Если мы уточним или «расшифруем» для себя природу Духа, поймем Его «геном», – мы сможем более четко ориентироваться и в самой практике спасения, причем, как в харис, так и в Дэ.

Да простят меня боголюбивые евреи, но термин их Священного Писания – ру́ах («дух») имеет, скорее всего, своим первоисточником древние мандейские (назарейские) представления. Исследуя мандейские тексты, которые оказались в сфере внимания европейской науки в первой половине XX-го века, можно объективно предположить, что именно мандеи – возможно, как наследники духовного знания древнего Египта – являлись пионерами и знатоками всего того духовного, что впоследствии вошло в Священное Писание иудеев (включая Шестоднев и – но это уже значительно позднее – основы средневековой Каббалы). И это – несмотря на впечатление кажущейся беспорядочности, «фантазийности» и даже некоторой несерьезности мандейских текстов. Фактически иудеи «оформили в камень» то, что витало в фантазиях мандеев.

Все духовное трудно поддается словесному описанию, отсюда – эти «фантазии» мандеев, призванные «сконденсировать» их духовный опыт. Эти образы изначально были созданы мандеями только для того, чтобы в устной форме разъяснить основы тайного учения назареев – назиру́ту – тем, кто в это учение посвящался, а это были отнюдь не представители простого народа и далеко не все священники. У мандеев священнические должности изначально передавались по наследству – от отца к сыну, – вплоть до 1831 года, когда в результате эпидемии холеры все до одного священники вымерли (заражались от больных при их «крещении» в воде с целью излечения). Возможно и по этой причине тоже – потому что пришедшие на смену священников миряне уже не владели знанием назируты, – мы видим в мандейских текстах некоторую непоследовательность и наличие неоправданных лакун, осознаваемых самими переписчиками текстов.

После появления ислама – когда мусульмане пришли на землю мандеев – мандеям пришлось доказывать, что они, как и иудеи и христиане, относятся к «народу Книги» для того, чтобы избежать насильственной исламизации. К этому времени часть мандейского Писания уже существовала, в том числе в виде древних Гимнов и литургических текстов. Но пришлось фиксировать материал, который до этого сохранялся исключительно в устной форме («тайное знание» всегда передавалось устно). И по этой причине многое в таких текстах было намеренно затемнено и превращено в кажущуюся «абракадабру» для тех посторонних, которые могли бы случайно завладеть этими текстами. Более сокровенных (а в действительности – «откровенных») духовных текстов, чем у мандеев, в мире не существует. Можно вполне обоснованно предположить, что изначально именно мандеи, как патриархи в духовных вопросах, считались законным «старшим братом» иудеев.

Итак, мы начали говорить о «духе». И у мандеев, и у иудеев слово «дух» (манд. ру́ха, евр. ру́ах) – а оба эти языка относятся к семитской группе – является существительным женского рода. Грамматического среднего рода в этих языках, как и в древнеегипетском, не было. При этом любому здравомыслящему человеку понятно, что такой «женский» грамматический род, в отличие от рода «мужского», даже на нашем подсознательном уровне неразрывно связан с реальным пониманием того факта, что в отличие от мужчины есть женщина. Следует отметить, что если в еврейском Писании представление о руах не развито и сводится, как правило, к роли или проявлению «женской сизигии» иудейского Бога Яхве, или к тому «духу», который является сокровенной основой всякого человека, то у мандеев все это выглядит значительно сложнее. Интересно также то, что подлинный смысл мандейской назируты во многом проясняется евангельской проповедью Христа.

Все то многообразие, с которым в Евангелиях обыгрывается слово «дух»