Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

«мелочах». Ведь если здраво рассуждать, то нет ничего страшного в том, что богатые аристократы устраивают в своих дворцах исполнение более роскошного и красивого ритуального танца из 8×8=64 танцоров вместо полагающихся им 6×6=36; или если они вводят в свою службу ритуального поминовения предков понравившуюся им умиротворяющую мелодию гимна. Действительно, это так. Но только если рассуждать категориями секуляризованного общества.

А если, например, какой-нибудь богатый русский нувориш «перестройки», который вполне искренне считает себя христианином, построит себе «домашнюю» церковь и будет регулярно проводить в ней богослужения, совершаемые нанятым им священником, – если он вдруг захочет ввести в Литургию вместо Херувимской очень понравившуюся ему мелодию из знаменитой арии композитора Хейтора Вилла Лобоса, из пятой Бразильской Бахианы? Что в этом плохого? Мелодия, ведь, и впрямь небесная, в полном смысле этого слова. Но тут вмиг «встанет на дыбы» вся православная Церковь.

Для Конфуция ритуал был подлинным «богослужением», но при этом такое древнее богослужение уже давно не имело своей «Церкви» в лице двора Сына Неба. И «Святейшим патриархом» этой «Церкви» по сути дела стал сам Конфуций (он понимал это так, что его на этот труд уполномочило Небо). Он, фактически, взвалил на себя тяжелое бремя, хотя был не аристократом, а уже почти простолюдином, – точно так же, как на фронте во время Второй мировой войны, в бою, рядовой подхватывал падающее знамя из рук убитого командира. Почему? И зачем Конфуцию такая непосильная ноша? И кто уполномочил его на это? И, в конце концов, кто дал ему на это право?

А кто дал право неизвестному Иисусу проповедовать всему Израилю, имеющему древний Закон Моисея, о каком-то новом Царстве Небесном? Светский человек всего этого не видит, и ему понять Конфуция чрезвычайно трудно. До тех пор, пока с человеком не произойдет тот же самый «переворот», который произошел когда-то с Конфуцием, он вынужден принимать подобные заявления на веру.

В России существует пример, похожий на тот, который имел место в случае с Конфуцием. Это – наш батюшка Иоанн Кронштадский, православный священник. Когда-то старец Серафим из Сарова сравнил человека, ищущего благодати Божией, с купцом, продающим товар. Что для купца выгодно, – тем он и торгует. Если бо́льшую прибыль дает хлеб, – торгует хлебом. Если это упряжь для лошади, – торгует хомутами, уздечками, седлами и т. д. Так и духовный человек, ищущий благодати. Для него «истинная цель жизни», по словам Серафима, – это «стяжание Духа Святого Божьего» (т. е. благодати Дэ или харис). А богослужение, ритуал, молитва, милостыня, пост или что другое – это только одно из многих возможных средств для такого «стяжания». «Стяжевайте благодать Духа Святаго и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дают», – говорил старец Серафим помещику Мотовилову в Саровском лесу.

Такой человек уже знает, что́ это такое – благодать (Дэ, или ха́рис), и при каких обстоятельствах он ее получил (после чего или в результате чего), потому что хорошо помнит, как ощутил в себе опыт ее неожиданного прихода и ухода. И он обязательно сделает все возможное и даже невозможное для того, чтобы повторить этот неземной опыт, а значит, вернуть ее обратно. А о том, что «язычник» Конфуций тоже мог получить благодать Божию, Серафим говорит (там же) следующее: «Проявление Духа Божьего действовало и в язычниках». Это для правоверных христиан сказано.

Так вот, у одного человека благодать приходит от усиленной молитвы, у другого – лучше всего получается стяжать эту благодать сердечной милостыней, у иного – постом, а у нашего Иоанна Кронштадского и у Конфуция – благодать приобреталась богослужением. То есть она приходила именно в то время, когда сам человек принимал непосредственное участие в этом древнем и веками освященном ритуале. Иоанн Кронштадский по-настоящему ощущал себя «живущим» только тогда, когда регулярно совершал церковное богослужение (т. е. Литургию в Петропавловском соборе Кронштадта). Исходя из текста Лунь юй, мы можем сделать однозначный вывод о том, что и Конфуций тоже, – он получал Дэ во время совершения ритуальных жертвоприношений и других ритуальных действий. Для него самого именно Дэ было главным желанным «результатом», а вовсе не само участие, не сам в точности исполненный ритуал, не жертвенная еда и питие, и ничто другое.

Любая благодать (и Дэ, и харис) – она как «хлеб небесный». Какое-то время после ее получения человек чувствует себя духовно «сытым», т. е. «наполненным жизнью», – потому что пребывает в этой благодати, под ее «омофором», – но потом ему опять необходимо предпринимать действия для того, чтобы эта благодать к нему (в него) вернулась, и чтобы чувствовать себя, как прежде. «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от духа» (Ин.3:8) – эти слова Христа из Евангелия от Иоанна лучше всего описывают приход благодати к человеку.

Эти слова – в отличие от синоптиков, которые создавали свой евангельский текст, как некие сочинители-писатели (пусть и неумелые в литературном отношении, за исключением, разве, «греческого» евангелиста Луки), – фиксируют собственный опыт получения благодати Иоанном Богословом. И именно этот человек, зная это своим сердцем, в другом месте Евангелия заявляет о том, что получил две разные благодати – сначала одну (мы уже знаем, что это – Дэ), а затем другую, так называемую, «Христову». Без нее, без благодати, такому человеку «Божий мир уже в копеечку». Говоря нашим земным языком, благодать – это подлинная «амброзия Олимпийцев», это какое-то внутреннее состояние души, наполненной до краев всеми благами. Поэтому «неудовлетворенный» человек готов на очень решительные действия для ее возвращения, если смотреть на него со стороны.

И именно такое Дэ сам Конфуций воспринимал в качестве непосредственного, подлинного «общения» с духами умерших, – воспринимал как их особую «речь», или «дар», обращенные к нему лично. И в таком своем понимании он нисколько не ошибался, т. к. разговор здесь идет – и в его случае, и в случае евангелиста Иоанна, и в случае коптского Евангелия от Фомы – об одном и том же неизвестном нашему научному миру понятии – о том Духе (греческое и коптское пне́вма, мандейское ру́ха, еврейское ру́ах), который может быть «земным», а значит, «плохим», «нечистым» (в Евангелии «дух нечистый» – это бес, да́ймон), но также и «Святым» (греч. евангельское хаги́а, мандейское ку́дша). Фактически, Дэ, ха́рис и пне́вма (Дух) – это почти синонимы, отражающие различные названия или состояния одной и той же духовной «субстанции». В христианских текстах часто встречается выражение «благодать Духа Святаго». И когда христиане упоминают о «благодати Господа нашего Иисуса Христа», они,