Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

№ 1871). По своему рисунку этот иероглиф чрезвычайно прост (как и Жэнь). Он состоит из радикала жэнь («человек», как и в иероглифе Жэнь) и иероглифа янь – «говорить», «сказать» – справа от радикала (графически янь – это «рот» в виде «квадратика» и над ним «волны речи» в виде трех горизонтальных черточек и маленького «языка»). О какой вере ведет речь Конфуций? Вере во что? Ведь именно это главное, потому что верить можно во что угодно, что не имеет никакого отношения к сфере интересов Конфуция. Иероглиф синь – это один из важнейших терминов конфуцианской философии, и его традиционный классический перевод – это «вера», «искренность», «правдивость». Но, ведь, «вера», в нашем традиционном представлении, – это вовсе не «искренность» и не «правдивость»? Откуда они здесь взялись, эти дополнительные значения иероглифа синь?

В Словаре Ошанина, в самом начале статьи иероглифа синь, приводятся те словосочетания, в которых этот иероглиф используется или использовался. И первое из них – это синь шэнь – «вера в духов». Это и есть главное древнее предназначение иероглифа синь в целом. Слово «духи» в таком случае обычно опускалось, как и в выражении «[духи] верха». Но как мы уже видели из объяснений В. М. Крюкова, обращение к духам умерших у первых чжоусцев было неразрывно связано с такими нашими чувствами как «искренность» и «правдивость». А иначе, ни о каком подлинном «контакте» с миром духов речи быть не могло. А значит, – не могло идти речи и о том Дэ, которое люди Чжоу черпали от «духов верха». И именно по этой причине три этих разных значения идут в этом иероглифе одновременно: раньше этот иероглиф содержал в себе сразу все три смысла, характеризуя собой единое требование к внутреннему миру человека при обращении к миру духов. В современных языках аналога этому «слову» уже быть не может. Более того, скорее всего, и само произношение этого иероглифа – а оно повторяет фонетику иероглифа «сердце» – вовсе не случайно. И «вера», и «искренность», и «правдивость» – всё это исходит из сердца.

Здесь следует также обратить внимание на то, что само сравнение с колесницей приведено Конфуцием вовсе не случайно. В этой трехзвенной цепи – «лошадь», «сцепка» и «колесница» – лошадь олицетворяет собой живых духов и их мир. И это совсем не случайно. Украшенная «колесница» с запряженными лошадьми в представлении древнего китайца являлась самым престижным, дорогим в денежном отношении, важным для статуса аристократа и наиболее совершенным в техническом отношении творением рук человеческих. Сцепка в такой колеснице – это и есть наша искренняя вера-синь, и, наконец, телега (двухосная коляска) с наваленным на нее багажом и всем земным хламом, – это тот телесный человек, которого «духи», как кони, тянут в свои «райские обители».

Это суждение, – наверное, самое печальное для нашего амбициозного читателя. Здесь Конфуций прямо заявляет: без искренней веры – никуда! И в том, что он прав на все 100 % – сомнений быть не может, т. к. он говорит из своего личного опыта. А как заставить себя «верить в духов», в их существование, если сегодняшний человек – это некая «унифицированная машина», зачипованная данными современной науки, пропагандой СМИ, техническими «гаджетами» и всем нашим стандартным образом жизни, – «машина», которая верит только в программное обеспечение своей «карманной соски» и в курс доллара? И как такому человеку рассуждать о Дэ или хотя бы стремиться понять, что́ это такое? По Конфуцию – никак.

Думается, что нам лучше сказать несколько иначе, т. е. подойти к тому же самому вопросу, но только с другой стороны. Можно не верить в тех духов, о которых ведет речь Конфуций. Но при этом думать так, что те родители или тот любимый дед, или муж (жена), хороший друг, или даже какой-то любимый исторический (или духовный) персонаж – те, которые уже умерли, – думать о них так, что они живы, но не как мы. Но если вдруг у нас нет тех, кого мы бы любили или о ком бы пожалели (в пору молодости можно пожалеть даже о безвременно убитом Есенине), – в таком случае нам лучше «лечь в гроб» прямо сейчас. Значит, мы любим только самих себя. И «духи» здесь бессильны.

И такими мыслями – что они тоже живы – мы нисколько не погрешаем против истины. Это не обман себя и не «жалкие иллюзии». Человечество так не думает только какие-то последние 300 лет, а многие десятки тысячелетий до этого оно знало, что это правда. Знание того, что умерший человек не исчезает бесследно, можно получить только собственным опытом, – после того, когда потеряешь хорошего друга или очень близкого человека, или, наконец, своих родителей. Ведь втайне все мы знаем о том, что они по-прежнему есть. Это – то же самое, как, например, всем нам прекрасно известно, что мы когда-то умрем, но в глубине души – там, где существует некое непререкаемое абсолютное знание – каждый из нас не сомневается в том, что он бессмертен и не стареет внутренне. Каждый это знает своим «подкожным жиром», хотя никому доказывать это не собирается, и внешне пытается верить «науке».

В чем принципиальная ложь современной науки и ее непростительный грех перед человечеством и потусторонним миром? В том, что не имея никаких достоверных доказательств об отсутствии жизни после смерти, эта наука, тем не менее, утверждает, что жизни после смерти не существует. Точно также, как, например, житель пустыни во всеуслышание заявил бы, что на земле нет океанов, потому что «не может существовать» так много воды и он эту воду не видит. Мужи от науки обязаны сказать: «Мы не имеем доказательств».

Суждение 2.23

2.23. Цзы-чжан спросил (вэнь): «Можем (кэ) [ли мы] знать (чжи), [каков будет ритуал через] десять (ши) поколений (ши)?». Почтенный (цзы) сказал (юэ): «[Ритуал] династии Инь (инь) основан (инь) на (и) ритуале (Ли) династии Ся (ся). То, что (со) [этот ритуал] отбросил (сунь) [и то, что] добавил (и) [к ритуалу династии Ся – мы] можем (кэ) знать (чжи). [Ритуал династии] Чжоу (чжоу) основан (инь) на (и) ритуале (Ли) династии Инь (инь). То, что (со) [этот ритуал] отбросил (сунь) [и что] добавил (и), можно (кэ) знать (чжи). Те, кто (ци) возможно (хо) придут на смену (цзи) Чжоу, даже если (суй) [пройдет] сто (бай) поколений (ши), – [их ритуал] можно (кэ) знать (чжи)».

Все исследователи этого суждения представляют дело таким образом, как будто речь здесь идет о том, какими будут социальные отношения в Китае через десять поколений, хотя вопрос – исключительно о Ли. Ученик спрашивает: