Прощай, Золотой лев! - Сьюзан Элоиза Хинтон

– Я же не просто покататься с тобой поехал.

Он закрыл глаза.

– Ладно, но ты просто останься со мной.

В больнице ему наложили десять швов. Рентген не показал ни переломов, ничего такого, так что врач сказал, что мы можем ехать домой. Я только не знал, как мы туда доберемся: машину Чарли я оставил на танцах, и, если подумать, то и Кэти я оставил там же. Это меня немного беспокоило, но гораздо больше меня беспокоило, как довезти Марка до дома.

Марк сидел прямо, но голова у него была мутная, от обезболивающих он был сонный и под кайфом. Пиво, которое он выпил в машине, возможно, тоже еще не выветрилось. Он был плох.

Я подумал было вызвать такси, но я не знал, как буду платить даже за вызов скорой. И тут внезапно меня спасли Кэти и Кертис. В любой другой момент один вид этой парочки вместе вывел бы меня из себя, но тогда я обрадовался.

– Я пригнал машину,  – сказал Кертис.  – Я подумал, вам иначе домой не добраться. Марка отпустили домой?

– Да, сказали пару дней полежать, а потом через пару недель заехать снять швы. Помоги мне затащить его в машину.

– Здорово, Понибой! – приветствовал его Марк.  – А ты что тут делаешь?

Мы с Кертисом подняли его на ноги, встали по бокам и каждый закинул по руке себе на плечо.

– Пошли, парень,  – сказал я.  – Пора домой.

Марк попытался идти сам, но чуть не упал, так что мы наполовину затащили, наполовину занесли его в машину. Мы уложили его на заднее сиденье и залезли сами.

– Слушай,  – вдруг сказал я,  – а как ты завел машину без ключей?

Кэти обернулась и посмотрела на Кертиса.

– Да, правда, как?

Он покраснел.

– Угнал,  – наконец сказал он.  – Марк уже давно меня научил.

Я чуть не рассмеялся, это было так похоже на Марка.

– Ты, главное, не привыкай,  – сказал я.

Кертис покачал головой.

– Я никогда раньше этого не делал.

Я наконец понял, что Марк был прав насчет Кертиса: он был не высокомерный, а просто застенчивый.

Я довез его до дома. Было очень обидно просто отвезти Кэти домой, но делать было нечего. Марк что-то пел сам себе на заднем сидении. У него был хороший голос, но песню он выбрал ту еще, так что Кэти делала вид, что не слышит. Я проводил ее до двери.

– Мне очень жаль, что всё так обернулось,  – сказал я.

Она усмехнулась.

– Мне тоже, но слава богу, что с Марком всё не так плохо. Я хорошо провела время, правда – особенно с Понибоем, когда мы ехали за вами в больницу.

Я быстро посмотрел на нее. Она просто дразнила меня, хотела позлить.

– На самом деле нет,  – продолжала она.  – Он не в моем вкусе, слишком молчаливый.

– Не то что я.

Я хотел было поцеловать ее, но никогда не знаешь, некоторые девчонки целуются на первом свидании, другие нет. Так что я решил, что на всякий случай не буду. И потом, на крыльце горел фонарь, и из-за занавесок на нас уставились четыре или пять мордашек.

– Я тебе позвоню,  – сказал я наконец.

Когда мы с Марком добрались домой, действие обезболивающих выветрилось, у него по лицу тек пот и, возможно, слезы, но он ухмылялся, как всегда.

– Не очень-то мне хорошо, Брайон,  – вот и всё, что он сказал.

Я помог ему войти в дом и уложил в постель.

– Сможешь уснуть? – спросил я, выключив свет.

– Вряд ли, чувак, у меня так голова болит. Ты устал, Брайон?

– Не-а,  – сказал я.

Я сидел на кровати, прислонившись спиной к стене, и курил. В лунном свете я ясно видел Марка. Он подложил руку под голову и смотрел на луну.

– Ну если ты всё равно не собираешься спать, и я не собираюсь, может, поговорим?

– Я не против,  – сказал я.

– Знаешь, когда я только пришел в себя, после того как этот парень мне вломил, я жутко испугался. Думал, я умираю. Это было странно. А потом я понял, что ты там со мной, и успокоился. Брайон, знаешь, у меня вся семья – только ты. Нет, конечно, твоя мама ко мне очень добра и всё такое, но все-таки она не моя старушка. А вот ты мне как брат. Настоящий брат.

У Марка никогда не было настоящей семьи. Помню, когда мы были маленькие, я сказал, что он не особо похож на своего отца, а он тогда сказал: «А он мне не отец. Мой настоящий отец – ковбой, он участвует в родео [6]. Моя старушка говорила, что у него золотые глаза и золотые волосы, как у меня, и что он в родео выиграл кучу призов».

Я тогда подумал: вот это круто, его папа – ковбой! Но когда я вырос, я понял, что это означало: Марк был незаконнорожденным. Мне казалось, его это не беспокоит, но мне про всё так казалось. А может, на самом деле беспокоило, просто я не знал.

Тишину прервал голос Марка:

– Это, наверное, еще обезболивающие не выветрились. Не знаю, чего это я разнюнился.

– Для меня ты всегда был братом,  – сказал я.

Я видел в темноте лицо Марка. Он улыбался.

4

На следующий день Марку не стало лучше. Когда я спросил, болит ли у него еще голова, он ответил: «Ага». Марк никогда не признавал, что ему по-настоящему больно. Я позвонил врачу из телефона-автомата, но он сказал только, что Марку будет больно еще пару дней, и чтобы я следил за соблюдением постельного режима и давал ему аспирин. Вот уж помог так помог.

Я вернул Чарли машину и рассказал, что случилось, но он особо не заинтересовался. У него были свои собственные проблемы: он получил повестку в армию. Я очень торопился домой – не хотелось оставлять Марка одного. Уж не знаю, от чего ему было хуже: от боли в голове или от необходимости лежать в постели. Он бы наверняка наплевал на предписания врача, но стоило ему сесть, как у него тут же начинала кружиться голова. Телевизора у нас больше не было, а читал он плохо. Даже покер его не интересовал.

– Может, почитаешь мне? – предложил он, когда я уже весь мозг сломал, пытаясь придумать, чем бы нам заняться.