Миланский вокзал - Якопо Де Микелис

большой опасности. И это главное, о чем тебе следует беспокоиться. Твоя репутация и так уже была сильно подпорчена. Если б не фамилия, которую ты носишь, и не моя защита, скорее всего, тебя уже лишили бы лицензии. Чем ближе суд, тем больше недовольства и нервозности в квестуре, причем не только среди личного состава, но и на самом верху. Это отстранение было для тебя нежелательным. Теперь ты действительно на краю пропасти. Один маленький шажок – и всё.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не понимаешь? Если б на тебе уже не было формы, когда ты выступал в качестве свидетеля, это был бы удар по обвинению, его позиции были бы ослаблены… Кардо, я помогал тебе всегда, когда мог. Кроме того, ты знаешь, что с тех пор, как в восемьдесят первом году твой отец был тяжело ранен во время покушения, заказанного Эпаминондой, я обещал твоему отцу, что, если он не выживет, я позабочусь о тебе. И после его смерти сдержал это обещание. Но на данный момент у меня связаны руки. Даже я уже ничего не могу сделать.

– Ты хочешь сказать, – выпалил Меццанотте, вскакивая на ноги, – ты хочешь сказать, что они могут воспользоваться этим, чтобы избавиться от меня раз и навсегда?

Слишком беспокоясь о Лауре, он не подумал о том, какие последствия может иметь для него отстранение, – и вдруг почувствовал, что земля уходит из-под ног. Поступление на службу в полицию было его единственным выходом. Это позволило ему придать порядок и смысл своей жизни, прервать, пока не стало слишком поздно, саморазрушительный дрейф, в который он погрузился. Он вложил в эту работу всего себя. Если у него отнять это, что останется?

Вентури, в свою очередь, поднялся и встал перед ним.

– Я не хочу скрывать от тебя этого, Кардо, – сказал он, положив руки ему на плечи, – но, боюсь, тебе лучше начать привыкать к этой мысли. Ты пытался, ты старался изо всех сил, я знаю, но, может быть, это был не твой путь…

Рикардо не чувствовал себя так с тех пор, как был ребенком, лишенным привязанности и одобрения отца: неадекватным, непонятым, отвергнутым. Он боролся за то, чтобы избежать этого состояния, совершая ошибку за ошибкой и расплачиваясь за них собственной шкурой. Он думал, что навсегда оставил это в прошлом, но вместо этого все вернулось на круги своя…

Меццанотте уже забыл, когда в последний раз плакал – ему не удалось сделать это даже на похоронах отца, – но в этот момент он понял, что его глаза полны слез.

– Что мне делать, если меня выгонят? – простонал он. – У меня больше ничего нет. Только полиция, только это… только это…

Сотрясаемый рыданиями, Рикардо бросился на грудь Вентури, который заключил его в объятия. Он плакал долго и сильно. Из-за Лауры, из-за отца, из-за себя, из-за всего…

45 часов с момента исчезновения

Музыка разносилась по квартире с такой оглушительной громкостью, что перекрывала стук метлы, которой сосед снизу бил в потолок. На журнальном столике и на полу перед Рикардо стояли несколько банок пива, бутылка вина и виски, и даже кружка отвратительно сладкого росолио[32], оставшегося от Аличе. Меццанотте выпил до последней капли все спиртное, что было в доме, и теперь, мертвецки пьяный, созерцал мрачный пейзаж собственной разрушающейся жизни.

Вентури не скрывал, что его увольнение из полиции – лишь вопрос времени. Рикардо играл с огнем и в итоге обжегся. Все, что он построил за последние четыре с половиной года, пошло прахом, и даже если б Меццанотте захотел, повернуть назад было уже невозможно, он разрушил за собой все мосты. Что с ним будет? Никогда еще будущее не казалось ему таким черным, как сейчас, – тяжелым, непроницаемым занавесом. Рикардо мог рассчитывать только на одно: даже если каким-то образом удастся собрать все воедино, ему придется вечно жить с угрызениями совести из-за того, что он не смог спасти Лауру, которая в этот самый момент должна была находиться где-то в подземелье вокзала, одинокая и покинутая всеми, во власти безумца.

Грохот музыки не мешал ему продолжать слышать ее крики, так же как похмелье не смогло искоренить из его сознания образы Призрака, убивающего Лауру при помощи мачете, – его бледное, костлявое лицо было забрызгано ее кровью. Если б эти удары были настоящими и предназначались ему, Рикардо, он и тогда не испытывал бы таких мучений.

Позже он не смог бы сказать, что побудило его сделать это, – когда его взгляд упал на висящий на спинке стула пакет, из которого торчал уголок красной папки, взятой им в офисе несколько часов назад, протянуть руку и взять ее. Любопытство, сила привычки или простое желание найти что-то, чем можно отвлечься хотя бы на несколько минут… Рикардо, конечно, не ожидал, что в ней окажется особенно интересный материал; другие дела, которые Фумагалли помог ему обнаружить, оказались бесполезными для расследования.

Он принялся изучать содержимое папки. Внезапно его глаза округлились, словно он не мог поверить в то, что только что прочитал. Рикардо поспешно вернулся к первой странице, зажмурился, чтобы лучше сосредоточиться, затем раскрыл глаза и начал читать снова, более тщательно. Вскоре после этого он опять остановился, энергично растирая лицо руками. Ничего не получается, он слишком пьян. Ему нужно прочистить мозги, причем в срочном порядке…

К счастью, за годы выступлений в группе «Иктус» Меццанотте приобрел некоторый опыт в этом деле. Не раз ему приходилось брать себя в руки, чтобы смочь выйти на сцену, и он разработал свой собственный жестокий, но эффективный метод быстрого снятия похмелья.

Пункт первый – избавиться от спиртного в организме. Затащив себя в ванную, Рикардо наклонился над унитазом и засунул два пальца себе в горло. Кислый поток алкоголя, смешанного с желудочным соком, хлынул наружу. Его рвало, он кашлял и отплевывался, пока рвотные позывы не утихли.

Пункт второй – обезвоживание. Весь в поту, с горящим горлом, Меццанотте прошел на кухню, открыл холодильник и достал упаковку апельсинового сока. Дата, проставленная на коробке, указывала на то, что срок годности истек два дня назад, но что с того, у него не было ничего другого. Он заставил себя проглотить весь сок, чтобы восполнить потерянную жидкость и снизить концентрацию алкоголя в организме.

Пункт третий – лечение. Рикардо достал из прикроватного ящика в спальне блистер аспирина и выпил три таблетки, чтобы заглушить мигрень, которая уже начала пульсировать в висках.

Результат: он по-прежнему чувствовал себя дерьмово, но голова уже не так сильно