Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

моменту ее пробуждения Туомас успел принять душ и выпить две кружки — рюмок у ведьмы не водилось. В горле першило. Алкоголь не только не притуплял боли, но и, казалось, вдобавок к ней доставал со дна души какие-то ошметки старых, незаживших ран. Наливая третью, Туомас решил, что пора заканчивать, — но все равно опрокинул горчащий, без малейшего приятного послевкусия коньяк и с трудом сфокусировал взгляд на появившейся в дверях Майе.

— Собираешься в таком виде на кладбище? — в ее голосе не было осуждения.

Туомас пожал плечами — хотя в голове шумело, в теле ощущались давно забытые тепло и легкость. Ушел озноб, ломота в мышцах превратилась в ноющую тень себя, вполне сносную.

— Ты сделаешь чай, и я буду в норме. Еще полно времени.

Чай и завтрак действительно были, но после них Туомас сделал еще пару глотков алкоголя. Когда в половине первого Майя зашла к нему в комнату, он лежал на кровати, уставившись в потолок. У двери валялся собранный рюкзак и сумка с вещами.

— Идешь? Там около нуля, если что.

Туомас заставил себя одеться потеплее. Его слегка вело, но в целом самочувствие ощущалось вполне нормальным. День обещал быть достаточно пасмурным — под стать настроению и поводу. В Финляндии в будний день кладбища пустовали, но в России все могло оказаться иначе… Меньше всего ему хотелось обращать внимание на чужие лица, видеть в чужих глазах отражение собственного горя.

В конце концов, что толку ходить трезвым туда, где уже никому не поможешь?

До Южного, самого большого кладбища в городе, они добирались с пересадками. От метро ходили маршрутки, на которые выстраивались очереди, но не все из них останавливались около крематория. То был отдельный комплекс, расположенный неподалеку от большой дорожной развязки, и добираться до него оказалось страшно неудобно. Когда Туомас наконец выбрался из переполненного уазика, в глазах мелькали искры и его мутило. Дальше Майя вела его под руку. Людей здесь было прилично; вдоль дороги до самых ворот тянулись импровизированные торговые ряды с цветами — живыми и искусственными, дождевиками, свечками и лампадами.

— Хотя бы без венков и саженцев, — пробормотала Майя.

Туомас решил ни о чем не спрашивать. Они прошли через ворота, за которые торговкам, видимо, вход был заказан, и двинулись по центральной аллее, упиравшейся в небольшую часовню.

Чуть левее виднелось само здание крематория, а вдоль ограды комплекса тянулись бесконечные ряды стенок с урнами. Словно абонентский ящик на почте — прямоугольная плашка с именем, иногда — воткнутый в специальную петельку пластиковый цветок. Он почему-то ожидал увидеть, как из высоких труб рвутся наружу клубы черного дыма — но, конечно, ничего подобного над крематорием не было. И все равно Туомас поежился и едва не бросился прочь. Майя, крепко держа его за локоть, прошла мимо часовни прямо к основному зданию. Зайдя внутрь, он тут же заметил нескольких сестер из отделения — те виновато отводили глаза, встречаясь с ним взглядом.

— Ну что ж, теперь точно все в сборе.

Поодаль стоял доктор Герман. Никто не рискнул встать с ним рядом — заведующий превратился в парию, хотя здесь не было ни журналистов, ни больничного начальства, чтобы следить за сотрудниками. Выглядел доктор неважно: вместо привычного недешевого пальто кутался в длинную поношенную куртку и держал в руке меховую шапку, слишком теплую для такой погоды. В сторону Туомаса и Майи он не смотрел; следом за ними подошла Полина, но даже ее заведующий словно не заметил. Туомасу стало стыдно за свои подозрения; в конечном счете Герману сильнее всех досталось за ошибку — теперь на кону стояла любимая работа, которая составляла всю его жизнь.

Церемония прошла быстро — Туомас не успел осознать происходящее, как все уже кончилось. Прощания не было, самого сожжения они не увидели. Как оказалось, тело привезли в крематорий рано утром и сожгли тогда же — процесс занял какое-то время. Туомас окончательно перестал понимать, зачем они вообще собрались здесь.

Алкоголь неумолимо выветривался; на место легкого тумана пришла головная боль, зато пропала тошнота. Доктору Герману как организатору выдали ту самую коробочку с прахом и номер ячейки колумбария у дальней стены крематория, которую еще предстояло искать под начавшимся проливным дождем. Неуклюже расшаркиваясь и толпясь в дверях, они все вместе вышли наружу; доктор шел первым, неся все, что осталось от Игоря, прямо перед собой словно реликвию. За ним парами и тройками тянулись остальные; Туомас заметил, что никто не купил цветов.

Дойдя до нужной ячейки, доктор Герман достал из неизменного портфеля небольшую табличку. Туомас разглядел только имя «ИГОРЬ». Ни фамилии, ни дат. Осмотревшись, он не увидел в колумбарии ничего похожего.

Когда урна исчезла в предназначенной ячейке, Туомас отвернулся — и заметил поодаль, в тени деревьев, знакомую фигуру в темном. Кивком указав Майе на Цербера, он двинулся в сторону Романа, гадая, не арестуют ли его прямо сейчас. Или уничтожат на месте — место, кстати, вполне подходящее: еще одна кучка пепла легко затеряется среди себе подобных.

Когда Туомас оказался совсем близко, Роман повернулся к нему спиной, словно собираясь уходить. Рукопожатия, похоже, ожидать не стоило. Территория крематория осталась где-то позади, в другом мире — Туомас на мгновение подумал, не отгородил ли Роман их обоих чем-то вроде непроницаемой стены.

Повеяло сыростью и холодом от ближайших деревьев, и теория о подобии стеклянного колпака рассыпалась.

— Пакт разорван, Том, — Цербер говорил без выражения, пугающе ровным голосом, и теперь Туомас невольно вспомнил их первую встречу и то впечатление, которое произвел на него чудотворец.

Ему было страшно тогда, но это не шло ни в какое сравнение с тем страхом, который он испытал теперь.

— Совсем? — собственный голос прозвучал неожиданно пискляво. — И… ничего нельзя сделать?

— Свершить правосудие разве что. — Роман повернулся и встретился с ним взглядом. — Говорят, некоторым это помогает. Но в данном случае вряд ли.

Теперь вместо безжалостного Цербера перед Туомасом стоял обычный мужчина.

— Я очень сожалею о твоей утрате.

Туомас проглотил комок в горле.

— И что теперь будет? Кого вы собираетесь карать и…

— Не начнет ли Артель крестовый поход против особых? — догадался Роман. — Нет, этого не будет. В прежние времена — может быть, но сейчас Глостер не допустит подобного.

— Глостер?

— Новый Мастер. Он придерживается… довольно либеральных взглядов. Но я все равно должен предъявить обвинения — на этот раз никаких послаблений и разборок. И так как никто из кланов не собирается выдать виновных, остается один. Тот, кто поставил себя вне Стаи.

— То есть я, — подытожил без удивления Туомас.

— Да, — Роман кивнул. —