Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

Но мы, конечно, несколько преувеличили: «хорошее сердце» все-таки имеет нечто общее с «совестью», потому что и тут, и там разговор идет о «сердце». Но если «хорошее сердце» – в том случае, когда речь идет о собственном сердце – оно всегда «мое», то «совесть», которая, по логике, тоже принадлежит мне – всегда «не моя». И человек с «хорошим сердцем» вовсе не обязательно должен быть человеком «с совестью».

Обратимся еще раз к этому стихотворению «В дороге». Хотя в данном случае можно было рассмотреть и его «Старые эстонки». Разве Анненский виноват в том, что по уже прихваченной ранним морозцем дороге идет – босиком! – какой-то нищий дед? Ведь в огромной дореволюционной России – 1000 судеб, и к каждой не приложишь своего участия, чтобы «всем было хорошо». А совесть Анненского говорит его сердцу обратное: «Виноват!». И никакие разумные аргументы ума в данном случае не помогают – совесть «жжет» наше сердце, и это сердце – только по причине наличия такой «несправедливой» совести – страдает. В таком страдании оно очищается, и такой «очищенный» человек никогда уже не сделает другому зла, никогда не украдет, никогда не ударит бессловесное животное. Сердце переболеет и, наконец, утихнет, став более светлым. Но нет сомнения в том, что такой человек, как минимум, мысленно возведет свой взор к небу, обратится к Всевышнему и попросит Его облегчить участь этого нищего страдальца. И мы, ведь, глупые, сами не знаем, – что́ для этого страдальца более важно (да и он этого не знает) – такая наша «просьба у Бога», или поданный этому нищему кусок хлеба или медный грош. Когда мы что-то искренно просим для другого у Бога, мы тем самым отдаем частицу себя, своего собственного сердца этому человеку. И это – главное.

Для того чтобы в человеке сформировалась зрелая совесть, он, как правило, сам должен перестрадать. Совесть – это обязательный внутренний компас человека, идущего к духовным вершинам. Когда сердце человека неосознанно равняется на этот «компас», – его, этого «компаса», как будто нет! Но стоит только сердцу хотя бы немного отклониться от его курса, – совесть начнет «нагайкой» хлестать наше «хорошее сердце». И от ее ударов никуда не деться. И миновать такого внутреннего «надсмотрщика» не может в своей жизни ни один человек, который достиг хоть каких-то духовных результатов. А Конфуций – достиг, без сомнения.

Итак, говорил ли когда-либо Конфуций о подлинной «совести» – знания которой не минует никто на своем пути к Вэнь – или не говорил? В рассмотренном нами суждении дважды встречается иероглиф хуй (БКРС № 8215), который имеет следующие словарные значения (в переводе на русский!): «раскаиваться», «сожалеть», «исправлять свои ошибки», «испытывать угрызения совести», «исправляться», а также «раскаяние», «сожаление». Перевод фразы с этим иероглифом – «Быть внимательным к своим шагам… общее правило для уменьшения раскаяний» не совсем логичен, если попытаться отследить главную мысль этого суждения. Перед кем «раскаиваться»? – Перед людьми, к которым «я» был несправедлив? Да, это хорошо, но как это связано с Учением Конфуция о духовном пути?

Иероглиф хуй состоит из двух графем: ключа «сердце» (слева) и иероглифа му – «мать» (справа). Эта графема поставлена под условную «крышу» в виде горизонтальной линии со штрихом, – «крышу», как бы отделяющую «мать» от «сердца». И в то же самое время эта графема «сокрыта крышей» от чужих взоров и чужого назойливого внимания. Му, в отличие от нюй («девушка», «женщина»), – это схематический рисунок «полногрудой» женщины, причем, короткими штрихами на ее «квадратных грудях» обозначены «соски́». То есть это – «кормящая мать», и рядом – «сердце». Этот иероглиф хуй и есть в первую очередь то, что в русском языке обозначает слово «совесть». Воображаемый «ребенок» олицетворяет высшую Истину, которой всегда следует «мать»: ради своего «сосунка» она готова отдать жизнь, – она всегда на стороне «истины-ребенка». И именно ей противопоставлено «сердце» в виде ключевого знака. Именно ему она «вещает» эту Истину. А вместе – это и есть «совесть» в нашем сердце.

Кстати сказать, в русском языке «со-знание» – это то «знание», которое есть и у других, и сам «я», осознавая его, становлюсь «со-участником» этого знания. А «со-весть» – это соучастие в той «вести», которая приходит к человеку не из мира людей, а из какого-то иного мира – мира высшего (шан). Итак, эти слова Конфуция следует понимать, скорее всего, несколько иначе: «Быть внимательным к своим шагам… общее правило для уменьшения угрызений совести». И насколько нам известно, этот иероглиф хуй в Лунь юе больше нигде не встречается.

Следует сказать еще несколько слов об одном достаточно наболевшем для России вопросе, – о том «неудобном моменте», который возникает при передаче фонетики Лунь юя на «богатый» русский язык. Китайское слово хуй – это очень хорошее китайское слово, которое встретилось нам в тексте. Но по-русски – это главное «матерное ругательство», т. е. слово табуированное в любом приличном обществе. И наши девушки стесняются, когда вдруг видят его на заборе – краска заливает их лицо (именно такую и надо брать в жены, совестливую!). Как поступить переводчику? «Прикрыть» это древнее китайское слово «фиговым листком», заменив его, например, на хуэй? Или «плюнуть, и оставить всё, как есть», сделав вид, что ничего особенного и не происходит (так многие и поступают, причем, именно так – в БКРС)?

Жил некогда в Византии один прекрасный небожитель – Симеон Новый Богослов. Слагал Гимны Богу и писал духовные «Слова»-наставления. Выше подняться человеческому существу по состоянию своей внутренней вселенной вряд ли возможно. Когда он был молод, у него был Учитель, тоже по имени Симеон (его-то имя и взял себе Богослов, в знак высшей степени почитания Учителя). Этот мудрый православный отшельник много лет прожил в уединении, в лесу рядом с Константинополем, и при этом всегда ходил обнаженным, как его за это ни корили церковные иерархи. И когда он беседовал с Богословом – тоже был голым, и этого не стеснялся – просто не обращал на это никакого внимания. И молодому ученику достало ума обращать внимание на его поучения, а не на его открытые гениталии. «Ученик – не выше своего Учителя» – сказал Христос. Богослов заказал портрет Симеона (добавим для не совсем образованных – не в полный рост), сделал из него Икону и молился на него, как на святого, за что понес наказание от церковного начальства.

Наше резюме будет таково. «Для грязного – всё грязно». Или иначе: «свинья грязь найдет». И для того читателя, который читает про «совесть», это слово хуй – не должно быть «грязным»,