Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

Объектами финансирования Японией явились партия социалистов-революционеров, которую японцы считали «наиболее организованной» среди других революционных партий, игравшей «руководящую роль в оппозиционном движении» России[1231], Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров, Польская социалистическая партия и Финляндская партия активного сопротивления. Кроме того, прямые контакты с полковником Акаси, главным действующим лицом всего этого предприятия с японской стороны, поддерживали руководители армянской партии Дашнакцутюн и польской Лиги народовой. Таким образом, наиболее активными сподвижниками Акаси в попытке подготовить и провести вооруженное восстание в России на японские деньги выступили национальные партии, в первую очередь – польские, финские и кавказские. Что касается РСДРП, то настойчивое стремление лидеров ее большевистского крыла принять участие в дележе японского «пирога» успехом не увенчалось и благодаря позиции своего меньшевистского руководства партия лишь отчасти оказалась замешанной в эти неблаговидные махинации.

Однако в целом в 1904—1905 гг. руководители революционных организаций продемонстрировали готовность пренебречь общегосударственными интересами и пойти на соглашение с военным противником России для достижения своих партийных целей. Объективно их агитационно-пропагандистская деятельность явилась частью антироссийской пропаганды Японии и ее союзников, которые, в свою очередь, использовали «внутреннюю» российскую революционную пропаганду как дополнительный инструмент в деле дискредитации официального Петербурга. Как следствие – пресса Японии охотно и без купюр публиковала агитационно-пропагандистские произведения революционеров[1232] (ни одна другая революционно-социалистическая организация мира такой «чести» на страницах умеренной японской печати не удостаивалась), а ее официальные представители в странах Западной Европы с готовностью помогали революционной эмиграции снабжать своей литературой русских военнопленных.

Что касается самих российских леворадикалов, то приоритетной для них оставалась борьба с царским правительством, ради победы в которой они были готовы использовать любые средства. Выяснением этого, сокрушительного для репутации российских революционеров, обстоятельства, собственно говоря, и исчерпывалась «положительная» сторона миссии Акаси. «Нечаевщина» и порождала «нечаевых». Не удивительно, что активными «фигурантами» в этой истории с российской стороны выступили разного рода авантюристы, люди с далеко небезупречной репутацией и темным прошлым:

Азеф, Гапон, Деканозов, Балог-де-Галонт и др. Интересно, что в составленной уже после войны записке «Об организации и службе Разведочного отделения Главного морского штаба» ее автор, лейтенант флота Б.О. Доливо-Добровольский предлагал сотрудникам проектируемого им Отделения в числе других собирать сведения и о революционных партиях. Их «антимилитарная» программа, считал он, «при энергии, активности и влиянии лидеров (напр[имер], Жорес, Бебель) отлично сможет служить целям другого государства»[1233].

Японская помощь коснулась таких важнейших направлений деятельности представителей российского освободительного движения, как печатание и распространение нелегальной литературы, упрочение межпартийных связей, военно-техническая подготовка вооруженного восстания. При этом, руководствуясь чисто прагматическими целями, правящие круги Японии, включая монархически и националистически настроенное офицерство, безусловно, не испытывали ни малейших симпатий к антисамодержавным лозунгам своих временных союзников, не говоря уже о социалистических идеалах некоторых из них. Как справедливо замечает историк А. Куяла, японский Генеральный штаб стремился использовать российских революционеров в качестве военных наемников, и только[1234]. Не случайно, что источник денежных средств был перекрыт в Токио сразу после начала русско-японских мирных переговоров[1235].

Субсидирование из Токио деятельности российских революционных и оппозиционных партий не повлияло сколько-нибудь заметным образом ни на итог русско-японской войны, ни на ход русской революции, которая развивалась по своим внутренним законам. В этом смысле японская разведка сработала в Западной Европе вхолостую и огромные средства были потрачены напрасно. Все обильно сдобренные японским золотом начинания, соответствовали ли они объективным потребностям освободительного движения в данный момент или нет, не оказали серьезного влияния на события внутри России. Обе финансировавшиеся Японией межпартийные конференции (Парижская 1904 г. и Женевская 1905 г.) вопреки ожиданиям их устроителей не привели к созданию сколько-нибудь прочного блока партий. Более того, подозрения о причастности к проекту партийного единения японцев явились препятствием к образованию широкого фронта революционных партий. Поэтому их подрывная деятельность во многом «явилась контрпродуктивной для дела революции»[1236]. Точно так же не состоялось «запланированное» на июнь 1905 г. вооруженное восстание в Петербурге, провалилась попытка ввоза оружия в Россию на пароходе «Джон Графтон» летом этого года. Успешно закончившееся в конце 1905 г. путешествие парохода «Сириус», доставившего на Кавказ порядка 8 тыс. винтовок и большое количество боеприпасов, также нет оснований расценивать как событие, решающим образом повлиявшее на ход освободительного движения в России. Достаточно сказать, что в декабре 1905 г. только в одном (Озургетском) уезде Грузии действовало до 20 тыс. повстанцев. В общем, как выяснилось, партийных функционеров «купить» можно, а революцию – нет, и, таким образом, деятельность Акаси с самого начала была обречена на неуспех.

Самой успешной операцией японской разведки стал сбор секретных сведений о России на самой ее территории, особенно в предвоенные годы. Царский режим оказался не в состоянии противостоять ее натиску и эту важнейшую фазу войны на «невидимом фронте» (как, впрочем, и на фронте видимом), несмотря на ряд частных успехов, проиграл. Безответственность и гнилость верховной власти, рутина, непрофессионализм, меж– и внутриведомственные противоречия, серьезные организационные и кадровые просчеты, отчасти недостаточное финансирование – таковы причины, по которым японская разведывательная сеть в России, которая была создана еще в довоенный период, раскрыта и обезврежена не была. Так же неудовлетворительно, как и контрразведка на территории империи, в предвоенные годы сработала российская военная разведка за рубежом. В результате русское командование не имело достоверных сведений ни о стратегических планах будущего противника, ни о численности японских вооруженных сил, систематически занижая ее в своих расчетах. Несостоятельность военной разведки и, как следствие, недооценка противника в конечном итоге привели Россию к поражению в этой войне.

Провалы и недоработки военной разведки пришлось исправлять уже в ходе самой войны силами гражданских ведомств. Наибольшие успехи в этой сфере связаны с деятельностью специальной секретной службы, так называемой «шанхайской агентуры», образованной в начале апреля 1904 г. по «высочайшему повелению» по ходатайству наместника на Дальнем Востоке. Созданная «на ходу» и вынужденная действовать в крайне неблагоприятной, практически, военной обстановке, через считанные месяцы после возникновения она превратилась в мощный разведывательный центр с разветвленной агентурой, которой удавалось одинаково успешно бороться как с японской разведкой на Дальнем Востоке, так и поставлять русскому военному и политическому руководству ценнейшую и разностороннюю информацию о противнике. Наряду с этим глава шанхайской «разведочной службы», бывший российский посланник в Корее А.И. Павлов и его сотрудники, чиновники МИД и Министерства финансов, занимались негласным «руководительством» китайской и корейской прессы, слежкой за передвижениями японских морских офицеров по странам Юго-Восточной Азии и в Индонезии, закупали для эскадры Рожественского уголь и вспомогательные суда, трудились над организацией диверсий в тылу японской армии, покупали и доставляли продовольствие в блокированный японцами Порт-Артур, а после его сдачи участвовали в эвакуации на родину раненых солдат гарнизона и нескольких тысяч гражданского населения.