Две королевы - Джон Гай

В этот момент появился Босуэлл. Дю Крок приветствовал его, но отказался пожать руку. Босуэлл говорил громко, так что его слышали все, кто находился поблизости. Он заявил, что знает, что сказали лорды. Дю Крок так же громко ответил, что лорды заверили его в верности Марии. Затем, понизив голос, прибавил, что они считают себя смертельными врагами Босуэлла.

«Разве они не подписали договор, о котором известно всем? — крикнул Босуэлл. — Я никогда не желал им зла и старался угодить им, а они так говорят обо мне лишь из зависти к моему высокому положению». Затем он произнес слова, которые могли бы стать его эпитафией: «Удача благосклонна к тем, кто способен использовать ее, а среди них нет ни одного, кто не хотел бы оказаться на моем месте».

Переговоры зашли в тупик. Затем Босуэлл предложил дю Кроку вернуться к лордам и передать, что он принимает их вызов, хоть и является мужем королевы. Он готов сразиться в поединке с любым, кто равен ему по знатности. «Мое дело правое, — сказал он, — и я абсолютно уверен, что Господь на моей стороне».

Тут вмешалась Мария. Сдерживая слезы, она заявила, что конфликт касается только ее. Дю Крок, который быстро терял почву под ногами, также отверг идею поединка. Он ненавидел Босуэлла и был бы рад его смерти, но ему было предписано усилить французское влияние в Шотландии, а не доводить дело до свержения монархии. «В таком случае, — заключил Босуэлл, — разговаривать больше не о чем». Затем пошутил, приведя пример несчастного посла, который тщетно пытался помирить Сципиона и Ганнибала перед битвой при Заме. Дю Крок ничего не смог добиться и ушел. Зато вскоре был вознагражден «величайшим зрелищем, которое ему когда-либо приходилось видеть».

Дю Крок вернулся к лордам и сообщил о желании Марии, чтобы они попросили прощения. Лорды пришли в ярость. Граф Гленкерн с возмущением воскликнул: «Мы пришли сюда не для того, чтобы просить прощения за нанесенные обиды, а чтобы простить тех, кто обидел нас». Его ответ свидетельствовал об абсолютной невозможности компромисса. Дю Крок вернулся в Эдинбург.

Армии продолжали стоять в бездействии. День был жарким, и это сыграло на руку лордам. Королевская армия на вершине холма была ограничена в маневрах, тогда как лорды могли менять позиции, перемещаясь в тень и следя за тем, чтобы солнце не светило им в глаза. У них имелись запасы напитков, вероятно «легкого эля» или слабого пива, кроме того, поблизости протекала река.

На вершине Карберри-Хилла становилось все жарче. Разведчиков Босуэлла, отправившихся за водой к ближайшему источнику, захватили в плен. Около полудня королевской армии доставили несколько бочонков вина из Сетона. Солдаты принялись жадно пить, но алкоголь лишь усиливал жажду. Многие не вернулись в строй и дезертировали. Настроение армии изменилось. По мере того как ее ряды таяли, боевой дух ослабевал. Оставшиеся начали жаловаться, что это личный конфликт. Если лорды хотят поединка с Босуэллом, нет никаких причин для него не соглашаться на это. Почему они должны без необходимости рисковать своими жизнями ради него?

Около двух часов дня на переговоры с Марией под белым флагом явился Киркалди. Босуэлл приказал солдату застрелить его, но Мария закричала и потребовала, чтобы «он не навлекал на нее такой позор». Друг Нокса и Бьюкенена, Киркалди вовсе не был республиканцем и в глубине души хранил верность Марии. Он умолял ее расстаться с Босуэллом и заверял, что в этом случае лорды распустят армию. Они уважают свою королеву и будут служить ей, но сначала она должна порвать с человеком, который убил ее второго мужа.

Если предположить, что к этому времени Босуэлл изложил Марии свою версию событий в Кирк-о-Филд, что вполне вероятно, то она понимала, что речь идет лишь о его слове как «человека чести» против слова его бывших сообщников и что его слово ничего не стоит. Когда Босуэлл повторил свое предложение о поединке, Киркалди согласно кивнул. Именно это и предлагали лорды конфедерации. Киркалди отправился обратно за ответом лордов.

После краткого совещания лорды назначили своим представителем Киркалди, но Босуэлл отверг его кандидатуру. Он заявил, что простой лэрд недостаточно высокороден и «не может считаться ровней». Под этим же предлогом он отверг сэра Уильяма Мюррея, лэрда Туллибардина, бывшего гофмейстера двора Марии, брата которого подозревали в авторстве листовок, обвинявших Босуэлла в убийстве Дарнли. Босуэлл потребовал поединка с Мортоном, его сообщником в убийстве Дарнли и бывшим союзником. Он хотел убить Мортона и призвал его «выйти вперед и сразиться один на один на виду у двух армий».

Мортон, столкнувшись с перспективой смертельной схватки, дрогнул. Он был на пятнадцать лет старше Босуэлла и физически слабее. Уже двадцать лет он не держал в руках меч, тогда как Босуэлл был опытным воином и находился в расцвете сил. Заменить Мортона вызвался лорд Линдси, родственник Дарнли. Он был на несколько лет моложе Босуэлла и храбро сражался в битве при Корричи. Линдси вышел вперед и на виду у двух армий опустился на одно колено, обращаясь с мольбой к Богу, чтобы тот сохранил жизнь невинному и наказал жестокого и злого убийцу, пролившего кровь его родственника.

Мортон вручил Линдси свой двуручный меч, реликвию семьи, якобы выкованный их предком, великим графом Ангусом по прозвищу Арчибальд Отчаянный. Это был символический жест, поскольку предок клана Дугласов был лишен своих наследственных владений прадедом Босуэлла. Схватка действительно должна была стать смертельной.

Дрери утверждал, что Босуэлл отступил при появлении Линдси, показав, что он трус. Это бесстыдная ложь. Несмотря на все свои недостатки, Босуэлл был храбрым воином. Более того, он считал, что это его единственный шанс освободиться от обвинений в соучастии в убийстве Дарнли, поскольку по законам «судебного поединка» победитель оправдывается «гласом» или судом Божьим.

Бойцы уже готовились к схватке, когда вмешалась Мария. Она сначала согласилась на поединок, но внезапно переменила решение и запретила Босуэллу драться с Линдси. Мария понимала, что при любом исходе все останутся недовольны. Если Босуэлл проиграет, она лишится защитника и станет пленницей лордов. Если он победит, она все равно останется в проигрыше, потому что Мортон — в этом можно было не сомневаться — никогда не согласится с таким результатом поединка. Мятежные лорды либо начнут наступление, либо будут назначать новых представителей для поединка, пока Босуэлл не упадет от усталости или не умрет от ран.

Цель Марии, остановившей поединок, не ясна. Существуют два противоречащих друг другу свидетельства. По словам сэра Джеймса Мелвилла, который ненавидел Босуэлла и желал ему смерти, она пригласила Киркалди и согласилась признать свое поражение. Она расстанется с Босуэллом и отдаст себя под защиту лордов, если они гарантируют ей безопасность. Но один из людей Босуэлла, капитан острова Инчкит, свидетельствовал о прямо противоположной реакции. Запретив Босуэллу сражаться, Мария крикнула, чтобы он приказал начать наступление. Она «больше всего желала, чтобы ее армия начала битву».

Мы не можем сказать, которая из этих версий соответствует действительности. Подтверждений нет ни у той ни у другой. Неизвестен также ответ Босуэлла на приказ Марии, запрещавший поединок. Но каковы бы ни были намерения Марии, ее армия не двинулась с места, и королева признала поражение. Ее войско рассеялось — осталось всего четыре сотни верных Босуэллу людей. Даже капитан острова Инчкит признался, что Мария и Босуэлл беспокойно оглядывались, высматривая Хантли и его вассалов, будто надеялись, что отряд появится в последнюю минуту и спасет их.