Спасти огонь - Гильермо Арриага

моим клитором. Я глубоко вдохнула и выдохнула. С каждым новым выдохом член входил все глубже и глубже, пока не оказался внутри целиком. Хосе Куаутемок закачался на мне. Меня удивило, с какой легкостью он входит и выходит. Я кончила три раза прежде, чем он начал эякулировать. Я чувствовала, как его налитая головка выпускает семя в самую глубь меня. Я вцепилась в него, и мы кончили одновременно. Он издал первобытный неистовый рев. Вены у него на шее едва не лопались, словно от ключицы к челюсти подбирались вздыбленные щупальца.

Он несколько минут лежал у меня на груди, оставаясь внутри. Потом член опал и выскользнул из ануса. Я смотрела на потолок, на обсиженную мухами лампочку, москитов, роящихся в углу, пятна сырости на стене. Запустила руку в волосы Хосе Куаутемока, погладила. Раньше я думала, что для анального проникновения обязательно становиться по-собачьи. Но нет, мы сделали это лицом к лицу. «Больно было?» — спросил он. «Только с самого начала, чуть-чуть». — «Нам еще много чего надо перепробовать», — убежденно сказал он. Я подумала — куда уж дальше? Я ошибалась. Эта девственность было первой в бесконечной череде девственностей, которых мне предстояло лишиться с Хосе Куаутемоком.

Сколько народу хочет его убить? Двое, трое, четверо? Больше? Дон Хулио дал ему защиту. Почему? Кто его знает. Так или иначе, он чувствовал, что постоянно окружен незримой охраной. Но это еще не гарантия. Отвлекись его хранители на долю секунды, чья-то рука свободно вонзит ему лезвие в горло. Но если так суждено, пусть уж костлявая застанет его за письмом.

Теперь он писал особенно яростно. Восемь, десять страниц в день. Потом исправлял, убирал лишнее, шлифовал строки, натягивал их до предела, как тетиву перед выстрелом. Целился в самое нутро. Пускал стрелу-фразу и ждал, когда она раздерет, разорвет, рассечет цель.

Любовь с Мариной развивалась на скорости болида. Они часами целовались в зоне посещений. Она, можно сказать, его девушка. Точно, девушка. Правда, замужняя, но ничего. Пока целовались, Хосе Куаутемок сек поляну. Кто где, кто когда вошел. Быстро прикидывал, кто странный с виду, а кто нет. Расслабишься на пять секунд — и раз тебе по затылку. И вот занят сладкими поцелуями, а сам вынужден следить, не убивает ли тебя кто в данный момент.

Один раз он заметил двух незнакомых мужиков. Они быстро мимо прошуровали, не успел присмотреться. А надо было: эти двое — явно будущие убийцы. Хлипковатые, поэтому он должного внимания и не обратил. Из тех, что от одного удара валятся, как снопы. Зря он так думал. Они хитрожопые и нападают со спины. Тем более если Ролекс давит: «Вы его убивать собираетесь? Или мне нанять не таких тормозов?» Тормозов? Можно подумать, завалить кого-то так легко. Одно дело — похищать малолеток, насиловать, перерезать горло и швырять в канализацию, и другое — присунуть перо говнюку на двадцать сантиметров выше тебя и ловкому, как ягуар.

Дон Хулио тоже на месте не сидел. Провел расследование: сколько человек из картеля Короткорукого мотает в Восточной? Оказалось, больше пятнадцати. Поди тут пойми, кто из них назначен убрать Хосе Куаутемока. Короткорукий славился тем, что всегда действовал молчком и наместников своих не выдавал. «Вы, как контрабандный кукурузник, на бреющем должны летать», — говорил он своим бандосам.

Текила решил всю эту хреномудию с выяснениями не устраивать, а обратиться к капо напрямую. В конце-то концов, они из одного теста: люди разумные, вежливые, негодяйствую-щие только по необходимости. Он написал письмо и отправил в Серритос гонца: «Глубокоуважаемый дон Лауреано! Рад Вас приветствовать и надеюсь, Вы пребываете в добром здравии.

Я узнал, что Вы приказали убить господина Хосе Куаутемока Уистлика, отбывающего срок в Восточной тюрьме, откуда и пишу Вам с уверениями в почтении. Причины, наверняка весомые, мне неизвестны. По не менее весомым соображениям и со всем уважением прошу Вас отменить приказ об убийстве. Мы сторицей вознаградим Вас за эту уступку. Обнимаю Вас, Хулио Яспик».

Дон Короткорукий принял посланца и первым делом хорошенько накормил, не вскрыв еще письма. Прошли времена, когда гонцов убивали. Тот-то, бедняга, думал, что Серритос станет для него последним пристанищем. Драматическим тоном, словно в венесуэльском сериале, он в слезах распрощался с родителями, братьями, сестрами и невестой. Никак, бедолага, не ожидал, что ему подадут огромное блюдо запеченного козленка со свежими тортильями, белым рисом, початками кукурузы, тушеной фасолью и холодным пивом. Пока он отъедался, дон Лауреано прочел письмо, взял ручку и сочинил ответ: «Дорогой друг! Получил Вашу просьбу. Вы должны знать, что я всего лишь посредник. Тот, кто желает убить этого господина, заплатил мне. Вам известно, что в таких делах договоренности нужно выполнять, а я дал ему слово. Мне жаль, если причинил Вам неудобство. Надеюсь, оно не станет поводом для разногласий между нами. Обнимаю Вас в ответ, Лауреано Беласоагойтиа».

Дон Хулио ответом остался недоволен. При других обстоятельствах за такое письмо надо было бы к Короткорукому десяток головорезов отправить. Кем он себя, старый пердун, возомнил? Отказывает, видите ли. С другой стороны, трудно упрекнуть его в неправоте: давши слово — держись. А развязывать войну из-за какого-то мутного парниши, неизвестно чем неизвестно кому насолившего, — дело рискованное. Уважающие себя нарко не открывают боевых действий на пустом месте. Воюют, когда есть за что воевать. А за что воевать с лидером ныне не существующего картеля? Смысла нет. К тому же, если его положить, так никогда и не узнаешь, кто заказал Хосе Куаутемока, и легче не станет. Так что надо танцевать медляки: «Дон Лауреано! Разумеется, между нами не будет никаких разногласий. Мы понимаем, что Вы связаны обязательствами. В таком случае, если других решений нет, прошу Вас хотя бы отсрочить убийство на два месяца. V нас в данный момент разворачивается одно деликатное дело с правительством, и не хотелось бы, чтобы оно провалилось. Уповаю на Ваше понимание и надеюсь, Вы предоставите нам время решить наши проблемы. Обнимаю, Хулио Яспик».

Короткорукий прочел и повернулся к гонцу: «Передай, я согласен. Два месяца мы подождем». Потом вызвал подручного: «Езжай к Ролексу в кутузку и скажи: заказ откладываем до третьего мая. И чтоб не возбухал. Это не обсуждается. Усек?»

Враг

Боятся. Они боятся. Они не трусы. Они прошли