Спасти огонь - Гильермо Арриага

и такого-то?» Текила подтвердил: знает. «Нормальный мужик. С приветом маленько. Все сидит, на машинке пишущей строчит. Но не враг и ни с кем не цапается. А что?» Пояснили: Короткорукий, мол, его заказал. За что — неизвестно, но, как говорится, посылочка уже в почтовом ящике.

Дону Хулио блондин нравился. Он даже кое-какие его рассказы читал. Но если заказали — значит, где-то довыебывал-ся. Стал выяснять. Узнал про отцеубийство, про то, что дон Хоакин в свое время оплатил ему больницу, а сам он дружил с некоторыми из «Киносов» и отправил на тот свет Лапчатого и Галисию. И еще — что его навещает некая Марина Лон-хинес. Бабу тоже пробил. Замужняя, трое детей, при бабле, по профессии хореограф, а муж — финансист, но деньги вроде никому не отмывает. Сопоставил инфу: может, это рогоносец Хосе Куаутемока со свету сжить хочет? Ни фига. Муж, видать, типок не прижимистый, кроткий, как и большинство буржуев, которых сам Текила в своей прошлой буржуйской жизни навидался. Даже если узнает, что Марина налево ходит, не станет, как некоторые, заказывать и жену, и любовника. По-прежнему, получается, непонятно, за что Короткорукий — или кто там за ним стоит — вознамерился убить Хосе Куаутемока.

Текилу боссы послали в тюрьму решать вопросики картеля, а не спасать людей от смерти. Его задача была — держать открытыми пути, чтобы порошок, кристалл, трава и бухло исправно поступали зэкам. На воле грамм кокса стоит двести песо, а за решеткой и за пять тыщ с руками отрывают. Еще нужно было следить за нарко из других картелей, мотающими срок в Восточной. Никакой серьезной угрозы на горизонте не наблюдалось. Шелупонь, расходный материал, пехота. Дон Хулио не обязан был защищать Хосе Куаутемока и вообще никого, кроме своих. С другой стороны, картель «Те Самые» наладил контакт с большими шишками из правительства и вот-вот должен был подобраться к важнейшим соглашениям. Наклевывались великие дела, и никому не нужен был лишний кипеш, который обязательно поднимется, если по неизвестной причине свернут шею хахалю миллионерши, другану миллионера и корешу знаменитого писателя. Ну да Текила разберется.

Моя бабушка, мамина мама, обожала поговорки. У нее на каждый жизненный случай находилось особенное выражение. Однажды, увидев, как я разрядилась на вечеринку в старших классах, бабушка, одержимая идеей выдать меня замуж девственницей и опасавшаяся в этом смысле возможного эффекта моей мини-юбки, провозгласила: «Главная девичья краса — стыдливость». Иногда она изъяснялась загадочно: «Кто сам не натворил, тот и на других не наговорил». А если видела, как мы с сестрами ссоримся, то бросала: «Каждая макака — на свой шесток!»

Если бы мне пришлось снабжать поговорками своих внучек, я бы придумала такую: «Кто нашел — тот давно искал, даже если сам того не знал». Не так отточенно, как у моей бабушки, но тоже поучительно. Мои подруги, изменявшие мужьям — а таких, признаться, было много, — оправдывались: «Я никого не искала, оно случайно так вышло». По своему опыту с Хосе Куаутемоком я могла сказать, что само ничего не выходит, ко всему человек подталкивает себя сам. Какие-то бессознательные порывы побудили меня искать отношений с Хосе Куаутемоком. Какие именно — не знаю, но кто нашел — тот давно искал, даже если сам того не знал. В конце лабиринта меня поджидал грозный и непредсказуемый Минотавр, но я все равно решила рискнуть. Я нашла его, потому что искала, а остальное было не важно.

Я снова пришла к нему в день посещений. На этот раз нервничала сильнее, чем обычно. После секса отношения обрели иной вес. Для некоторых моих подруг интим ничего не значил. «Сиськи-письки, только и всего», — как-то сказала мне одна. Но не для меня. После близости я не могла просто встать, отряхнуться и обо всем забыть. Мне было непонятно, как мужчина и женщина могут достичь пика единения, слиться в одно, а потом распрощаться: «Ничего так было. До скорого!» Возможно, мои заморочки шли от католической школы, где монахини внушили мне, что секс — это путь к греху. Но мои одноклассницы никогда не отказывали себе в удовольствии one night stand[21]. «Очень прикольно, — рассказывали они мне, — наслаждаешься, и всё. Без обязательств, без всяких глупостей, ни к кому не привязываешься». Может, они и были правы, но мне установленные внутри консервативные фильтры мешали пускаться в авантюры на одну ночь. Хотя немалую роль играл и страх, что попадется тип с дурным запахом изо рта, прыщами на заду или генитальным герпесом.

Едва оказавшись рядом, Хосе Куаутемок обнял меня. Долгое, успокоительное объятие: он словно догадался, что мне сейчас больше всего нужно. Я прижалась к его широченной груди. Как будто нырнула в пещеру укрыться от себя самой. Я ведь боялась, что он заговорит со мной сухо или вообще не станет разговаривать. Никогда не знаешь, как повернутся отношения после секса.

Мы сели за всегдашний столик. «Ты как?» — спросила я. «Хорошо — насколько это возможно без тебя. А ты?» Я подумала, не рассказать ли, что случилось у нас с Клаудио. Я желала, чтобы Хосе Куаутемок знал про меня все, но вдруг это потом обернется против меня? Такое бывает Открываешь кому-то душу и не знаешь, как он на это отреагирует. «Тоже хорошо — насколько это возможно без тебя». Хосе Куаутемок погладил меня по руке. «Почему ты здесь?» — спросил он. Я посмотрела ему в глаза: «Почему ты спрашиваешь?» — «Ты могла бы быть, с кем захочешь». — «Я и так с тем, с кем хочу». Он сжал мою руку, притянул меня к себе и поцеловал. Потом отодвинулся и заглянул мне в глаза: «Ты ведь знаешь, что будешь последней женщиной в моей жизни, правда?»

Я одновременно испугалась и растрогалась. Да, отношения определенно стали гораздо серьезнее. Последняя женщина. У меня даже голова закружилась. И, наверное, я побледнела, потому что он взял меня под локоть: «Ты хорошо себя чувствуешь?» Нет, не хорошо. Минотавр в конце лабиринта. Я кружила и кружила, пока не столкнулась с тяжело дышащим зверем, готовым меня сожрать. Этот зверь — уверенность, что возврата нет. На меня навалилась глубокая печаль. Сомнений не осталось: Хосе Куаутемок должен стать последним мужчиной в моей жизни.

Кто контролирует кухню, тот контролирует всю тюрьму. Кухня — брильянт короны. Красная дорожка, по которой внутрь свободно поступают наркотики,