Спасти огонь - Гильермо Арриага

телефоны, наличные деньги, презервативы, ноутбуки, айпады, пиратские CD- и DVD-диски, виагра, огнестрельное оружие, холодное оружие и прочая хренотень. Кристалл можно прятать в коробках стирального порошка, клей — в упаковках молока, банкноты — в пачках салфеток. На дне плошки с супом зэк может обнаружить ампулу с героином. Под салатом — пакетик травы. В портулаке на гарнир — пару грамм «небесной перхотки».

Тюремные кухни — всегда предмет бешеной борьбы. Туда попадают десятки нелегальных товаров, и там крутятся очень большие деньги. Фирмы, занимающиеся готовкой, берут по двадцать пять песо за завтрак на одно заключенное лицо, сорок — за обед и тридцать — за ужин. Продукты обычно отвратительного качества, часто просроченные или вовсе полутухлые. Чистая прибыль с каждой порции — около семидесяти процентов. А если это помножить на двенадцать тысяч человек, то ежедневный доход от кухни попадает в топ-10 среди нечистых околотюремных дел, и, естественно, начальство желает получить свою долю.

По закону, на обеспечение исправительного учреждения питанием объявляется тендер. В теории разные фирмы представляют предложения, и начальство выбирает наиболее рациональное из них. Но это сказочка, в которую не поверит даже сказочный дурак. Фирму отбирают не по конкурсу, а по размерам откатов. Сразу в нескольких крупных колониях и тюрьмах страны недавно объявили тендеры, и «Те Самые» уже были вот на столечко от того, чтобы ударить по рукам с политическими небожителями и оттяпать эти тендеры себе, в рамках сделки более — прямо-таки куда более — крупных масштабов.

Текила так и не смог выяснить, за что блондина хотят убить. Странно было, что приказ отдал Короткорукий, который отошел от дел давнее, чем хозяйство папы римского. Текила вызвал Хосе Куаутемока к себе. Тот, мягко говоря, удивился. Зачем он мог понадобиться Текиле? Либо хочет что-то выведать, либо о чем-то попросить, либо отправить на новое место жительства — на два метра под землю. Капо такого уровня просто так не зовет. Пошел Хосе Куаутемок не сразу: решил проверить, насколько дело срочное. Вызов передали во второй раз: «Ты обурел? Босс ждать не любит». Ясно-понятно. Уже мчится. Зачем создавать себе проблему на пустом месте?

Во владениях Текилы его обыскали аж до пальцев ног. Ничего, чист как стеклышко. «Заходи, босс ждет», — пробасил один из телохранителей. Дон Хулио принял его любезно, пригласил присаживаться в кресло. Ну хоть начало хорошее. Если капо решил порубить тебя на мелкие кусочки, вряд ли он станет расшаркиваться. А этот даже выпить предложил, прямо-таки весельчак. Дон Хулио, вот неожиданность, угощал текилой «Дон Хулио». «Нет, спасибо. Не пью», — сказал Хосе Куаутемок. Хотя отказаться выпить с нарко — все равно что подписать себе смертный приговор, моментально приводимый в исполнение. «Заговоренный, что ли?» — осведомился Текила. Проще простого было бы сказать: «Да, дал обет Святой Деве Гваде-лупской двадцать лет не пить». Но нет, тут надо характером сыграть: «Да нет. Просто бухло не люблю». Божечки! Другой капо, более чувствительный, озверел бы, но Дон Хулио был не такой. Более непробиваемый, но и более гибкий. Нержавейка, одним словом. «Зря, зря. Текила-то выдержанная. Как родная идет».

После чего он честно сообщил Хосе Куаутемоку, что его собираются убить. «Кто — не знаю, но собираются точно. Вроде замутил Короткорукий, хотя тут бабка надвое сказала, заранее не проссышь». Хосе Куаутемок вообще не понял, о чем он. Что еще, бля, за Короткорукий? Текила продолжал: «Но ты не загоняйся, мужик. Я тебе забор-то подопру». Дон Хулио вызвал Гиену, Топаза, Тапца, Горшка, Стакана и Чанока[22]. Явилось шестеро разношерстных типов — от накачанного Чанока до худосочного Тапца. У Стакана не хватало одного уха. «Я хочу, чтобы вы этого хмыря берегли пуще жопы собственной сестры. Усекли?»

«С чего мне такая честь, что сами „Тигры Севера"[23] меня охранять будут?» — поинтересовался Хосе Куаутемок, когда удалая шестерка покинула помещение. «С того, что от тебя живого больше толку, чем от мертвого». — «Уже скоро, что ли, убивать придут?» Дон Хулио покачал головой: «Пока я на месте, не придут. Но сам понимаешь, в жизни ничего постоянного нету». В этом он был прав. И в этом было главное отличие тюремного общения: да, но как бы нет. Сегодня одно, завтра другое. Сегодня ты мне брат родной, а завтра я тебе яйца отрежу, сучий ты хвост. Хрупкий мир рушится от любых самых мелких терок. «У нас все ровно?» — уточнил Хосе Куаутемок напоследок. «Ровно», — подтвердил Текила.

Хосе Куаутемок отправился к себе в камеру. Краем глаза заметил, что два дьявола-хранителя и вправду издалека его секут. Капо не болтал языком. Он осмотрелся — не увидит ли какого-то типа, желающего на него наброситься. Куда уж тут. В проходах толпились десятки зэков. Нужно все время быть начеку, а главное — беречь Марину. Даже ценой собственной жизни.

Твоя библиотека — восемь тысяч томов — была необыкновенно разнообразной. Большинство книг ты густо исписал заметками. «Использовать цитату в статье о…» или «Важно!». В каждом абзаце ты подчеркивал заинтересовавшие тебя строки. «В человеческом существе до сих пор обитают орды обезьян» — выделил ты маркером у Джона Харриса, выдающегося натуралиста XIX века. Позже ты ввернул эту фразу в размышления о клановом чувстве при совершении убийства. «Человек — прежде всего природа, а не цивилизация. Если мы не смиримся с нашим животным началом, то потерпим крах как вид» — тоже из Харриса. Или из Ральфа Уолдо Эмерсона: «The end ofthe human race will be that it will eventually die ofcivilization». «Конец человечеству положит — когда-нибудь — цивилизация».

Как и в случае с собственными работами, ты отмечал дату начала и окончания чтения. Видимо, время являлось для тебя важнейшей категорией измерения. Неудивительно, учитывая, сколько значила для тебя история. Тебя завораживали ритмы времени, его колебания, его плотность. Ты поразительно быстро читал. Например, «Шум и ярость» Фолкнера начал 18 ноября 1972 года в 15:15, а закончил 21 ноября в 4:14 ночи. Бросается в глаза и скорость, с которой ты проглотил непростой текст старины Уильяма, и поздний час, когда перевернул последнюю страницу.

В огромном количестве книг я нашел подтверждение твоей склонности читать допоздна — притом, что просыпался ты неизменно в восемь. Надо полагать, ты страдал хроническим недосыпом, существовал едва ли не на грани удара. Но никогда не подавал признаков усталости. День за днем излучал