Ангелы и Демоны - Дэн Браун

— Мы все получаем пользу от приобщения к чему-тобожественному… пусть даже и воображаемому.

Виттория как ученый ничего не могла возразить противподобной логики. Она прочитала бесконечное число работ о так называемом эффектеплацебо, когда аспирин излечивал рак у людей, веривших в то, что они принимаютчудодейственное лекарство. Разве не такую же роль играет вера в Бога?

— Все изменения, — продолжал камерарий, —даются Ватикану очень нелегко. Мы всегда старались избегать признания нашихпрошлых ошибок и обходились без всякого рода модернизаций. Его святейшествопытался изменить исторически сложившийся порядок. — Он помолчал немного ипродолжил: — Покойный понтифик тянулся к современности и искал новые пути кБогу.

— Такие, как наука? — спросила, понимающе кивнув втемноте, Виттория.

— Честно говоря, само понятие «наука» мне ничего неговорит. Оно представляется мне иррелевантным.

— Иррелевантным? — недоуменно переспросилаВиттория. Она знала множество слов, характеризующих такое явление, как «наука»,но современное слово «иррелевантный» в их число не входило.

— Наука способна исцелять, но наука может и убивать.Это целиком зависит от души прибегающего к помощи науки человека. Меняинтересует душа, и в этом смысле наука иррелевантна — то есть не имеетотношения к душе.

— Когда вы узнали о своем призвании?

— Еще до рождения.

Виттория бросила на него удивленный взгляд.

— Простите, но подобный вопрос мне всегдапредставляется несколько странным. Я хочу сказать, что с самого начала знал освоем призвании, о том, что стану служить Богу. С того момента, когда впервыеначал думать. Однако окончательно уверовал в свое предназначение я гораздопозже — когда служил в армии.

— Вы служили в армии? — не смогла скрыть своегоизумления Виттория.

— Два года. Я отказался стрелять, и поэтому менязаставили летать. На вертолетах медицинской эвакуационной службы. Если честно,то я и сейчас иногда летаю.

Виттория попыталась представить священника в кабиневертолета. Как ни странно, но ей это вполне удалось. Камерарий Вентрескаобладал той силой, которая не только не умаляла его убеждений, а, напротив,подчеркивала их.

— Вам приходилось поднимать в воздух папу?

— Слава Богу, нет. Этот драгоценный груз мы доверялитолько профессиональным пилотам. Его святейшество иногда позволял мнепользоваться машиной, в то время когда мы бывали в его летней резиденции вГандольфо. — Камерарий помолчал немного, а затем сказал: — Мисс Ветра, яхочу поблагодарить вас за ту помощь, которую вы мне сегодня оказали. Ипозвольте мне выразить соболезнования в связи с кончиной вашего отца. Я вамискренне сочувствую.

— Благодарю.

— Я никогда не знал своего отца. Он умер еще до моегорождения. А маму я потерял, когда мне было десять лет.

— Вы остались круглым сиротой? — сказала Виттория,поднимая глаза на клирика. В этот момент она ощутила к нему особую близость.

— Я выжил в катастрофе, которая унесла жизнь мамы.

— И кто же позаботился о вас?

— Бог, — просто ответил камерарий. — Он вбуквальном смысле подарил мне нового отца. У моей больничной койки появилсяепископ из Палермо и забрал меня к себе. В то время это меня нисколько неудивило. Еще мальчишкой я всегда чувствовал добрую руку Бога на своем плече.Появление епископа только подтвердило то, о чем я уже подозревал. То, чтоГосподь избрал меня для служения Ему.

— Вы верили в то, что избраны Богом?

— Да, верил. И сейчас верю. — В голосе камерарияне было ни намека на тщеславие, в нем звучала лишь благодарность. — Ямного лет трудился под руководством епископа. В конечном итоге мой наставникстал кардиналом. Но меня он никогда не забывал. И это тот отец, которого япомню.

Свет от фонаря упал на лицо камерария, и по выражению глазклирика Виттория поняла, насколько тот одинок.

Они подошли к высокой колонне, и лучи всех фонарей былинаправлены на люк в полу. Виттория взглянула на ведущую в темную пустотулестницу, и ей вдруг захотелось вернуться назад. Гвардейцы уже помогаликамерарию нащупать первую ступеньку. Затем они поддержали ее.

— Что с ним стало потом? — спросиладевушка. — С тем кардиналом, который заботился о вас?

— Он оставил коллегию кардиналов, поскольку получилдругой пост.

Витторию ответ удивил.

— А затем, — продолжил камерарий, — он, кнесчастью скончался.

— Примите мои соболезнования, — сказалаВиттория. — Давно?

Камерарий повернулся к Виттории. Резкие тени подчеркивалистрадальческое выражение лица клирика.

— Ровно пятнадцать дней назад. И сейчас мы его увидим.

Несколько тусклых ламп едва освещали стеклянный куб изнутри.Это хранилище было гораздо меньше того, в котором Лэнгдон побывал раньше.Меньше воздуха, а значит, меньше времени. Он пожалел, что не попросил Оливеттивключить вентиляцию.

Среди гроссбухов, в которых перечислялась собственность Ватикана,Лэнгдон быстро нашел те, на которых значилось «Belle arte» — «Изящноеискусство». Пропустить эту секцию было просто невозможно, поскольку оназанимала восемь стеллажей. Католическая церковь владела миллионами шедевров вовсех концах земли.

Лэнгдон быстро пробежал взглядом полки в поисках каталогаработ Бернини. Он начал с середины первого стеллажа, примерно там, где, по егорасчетам, должна была находиться буква «Б». Когда ученый увидел, что каталогаБернини нет, его охватило отчаяние. Однако, сообразив, что материалы размещеныне в алфавитном порядке, он несколько успокоился.

Лишь вернувшись к входу в хранилище и забравшись попередвижной лестнице к верхней полке, Лэнгдон понял, в каком порядкеорганизовано хранение документов. Примостившись на верхней ступеньке лестницы,он нашел самые увесистые тома с перечнем работ великих мастеров Ренессанса —Микеланджело, Рафаэля, Боттичелли. Теперь он знал, что списки «собственностиВатикана» расположены в соответствии со стоимостью шедевров каждого художника.Между Рафаэлем и Микеланджело американец обнаружил гроссбух с каталогом работБернини. Толщина гроссбуха на вид превышала пять дюймов.