Селянин - Altupi
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
49
Деревню они словно и не покидали на несколько часов — там ничего не изменилось. Снова за машиной бросился дурной пёс, облаял и отстал. Красные, чёрные и белые куры в разных местах перебегали дорогу, так внезапно срываясь с места, будто быть раздавленными для них было предпочтительнее, чем свариться в супе. Кошки сидели на заборах и лавках, их хозяйки, скорее всего, по-старчески посапывали на постелях с панцирной сеткой, устроив послеобеденную сиесту. Или фиесту. Кирилл в этих словах не разбирался.
И всё-таки кое-что в деревне изменилось, они это увидели, доехав до дома бабы Липы, где улица немного сворачивала. Самую малость.
Возле дома Рахмановых на обочине стояла машина. Кофейная «Лада Гранта». Перегораживала выезд из ворот, который сегодня освобождал Кирилл.
— Кто это? — высказал общий вопрос Андрей, просунувший голову между передними сиденьями.
— Не знаю, — ответил Егор и разом напрягся. — Кирилл?..
— А мне откуда знать?!
Сердце Кирилла предчувствовало беду. Внутренний голос поправил — жопу, полный трындец. Тянуло включить заднюю передачу, развернуться и уехать, но с чего было разводить паникёрство, вдруг это просто почтальон или работник собеса?
Только бы не Виталик, взмолился Кирилл. Только бы этот хер не вздумал вернуть былую любовь! По закону подлости такое вполне могло случиться.
Нога давила на педаль. «Пассат» медленно катился по щебеночным неровностям. Крышка багажника подпрыгивала. Скоро Кирилл убедился, что их поджидает не Виталик. А лучше бы это был он!
В «Гранте» на водительском месте сидел мужчина в серой полицейской форме с тремя звёздочками на погонах. Он дождался, когда иномарка остановится, вышел на улицу, дождался, пока водитель и пассажиры выйдут и выстроятся перед ним с вопросами на лицах. Окинул старших парней взглядом и остановился на Кирилле.
— Вы Калякин Кирилл Александрович, насколько я помню?
— Да, — осипшим голосом проговорил Кирилл, начиная узнавать: этот мент был в районном отделе в момент его задержания с коноплёй. Блять!.. Но что сейчас могло случиться? Наверно, какая-то ошибка.
— Я Басов Сергей Николаевич, — представился мент, — участковый уполномоченный полиции по этому участку. Поговорим, Кирилл?
— О чём?
Кирилл перепугался не на шутку. Рахмановы также испуганно смотрели на него. В глазах Егора снова появилось недоверие, его взгляд спрашивал: «Что ты скрываешь, Кирилл? Во что ты нас впутываешь?»
Гроза
Блядский участковый как будто специально тянул время. Он открыл водительскую дверь своей занюханной «Гранты», влез туловищем в салон, выставив наружу объёмистый зад, так что плотная материя форменных штанов на нём натянулась, обозначая края трусов, а высунувшись обратно, извлёк с пассажирского сиденья чёрную папку из кожзаменителя. Деловито расстегнул на ней молнию, являя на свет блокноты и какие-то распечатки, ксерокопии.
Кирилл и Рахмановы, скованные нехорошими мыслями, следили за его неторопливыми движениями. Наконец мент, для пущей важности пролистнув углы распечаток, поднял взгляд на Кирилла.
— Так что молчим, гражданин?
— А что я должен говорить? — возмутился Калякин. — Это я вам вопрос задал!
— Здесь вопросы задаю я, Кирилл Александрович. Рассказывайте всё. Зачем вы вернулись в Островок? А вы, Егор Михайлович, оставьте нас пока. Вашему брату тем более нечего тут делать.
Егор с тревогой, долгим взглядом посмотрел на Кирилла, обернулся на торчащее из багажника сено, на синеющую грозой половину неба и сделал знак Андрею идти домой. Сам забрал косы, прислонённые косовищами к кузову машины, пошёл к калитке. В голове Калякина сейчас витала только одна мысль, совершенно ненужная и неважная — теперь он знает отчество Егора. Дальше в голове было пусто, какая-то прострация усталости и безысходности, но он настроился отбиваться.
Едва за братьями захлопнулась калитка, и всполошённые куры, успокоившись, улеглись на разрытой ими земле, Басов в третий раз взглянул на Кирилла.
— Ну!
— Что «ну»? — Все шестерёнки в голове Кирилла вмиг встали на место. — Что я сделал? Эта сука вас подослала? Лариса? Ну, признайтесь уж! Это она на меня настучала?
— А есть о чём стучать? — поймал на слове мент, открыл блокнотик, что-то черканул карандашом. Был он мужиком ещё молодым, но рыхлым. Однако мусорской властностью он кичился, а глазки стреляли метко, как снайперские винтовки, обшаривали каждый сантиметр. Скользкий тип, и недооценивать его не стоило. Но Кирилла несло, как бы он ни контролировал себя.
— Нет! — заявил он, зло жестикулируя. — Нет! Ей просто не нравится, что я в деревне!
— Значит, ты утверждаешь, что чист, Кирилл? — Мент опять что-то пометил в блокноте. Говорил вкрадчиво, по-доброму. Но не был он, конечно, добрым! Бдительность он усыплял. Да только не по адресу пришёл — скрывать и бояться Кириллу было нечего.
— А в чём меня, собственно, обвиняют? Живу, никого не трогаю… чего вы мне покою не даёте? Все преступники кончились?
— А ты не бушуй, не ори, как потерпевший, — растягивая слова, невозмутимо выговорил участковый, положил карандаш, закрыл блокнот и затем папку. — Если закон не нарушаешь, то никаких претензий к тебе. Но понимаешь, Кирилл, ты недавно попался в этой деревне. На чём, не подскажешь?
— Коноплю сушил, — складывая руки на груди, с вызовом ответил Кирилл и опёрся задницей о «Фольксваген».
— Вот! — нараспев протянул Басов. — Коноплю. А сегодня поступает сигнал, что ты опять явился в деревню. Возникает резонный вопрос — зачем? У тебя здесь ни родственников, ни знакомых. Подельник твой, у бабки которого тут дом, с тобой не появлялся. А, Кирилл, расскажешь, зачем ты вернулся? Ещё и живёшь у парня, который о ваших с другом противоправных делишках в дежурную часть сообщил. Ты его запугал? Признавайся во всём честно, Кирилл.
Кирилл охуевал от таких заявлений. Не знал то ли плакать, то ли смеяться. Слов не хватало, а мент сверлил его самодовольным взглядом.
— Вы что, охренели там все, в ментовке вашей? — наконец нашёл он слова, мягкие, потому что хотелось покрыть мусора матом. — Нашли до чего докопаться! Конопля та техническая была, меня отпустили! Не знаешь, у наркоконтроля спроси! Здесь коноплю скосили, так что не беспокойтесь, что я снова за неё возьмусь! Не за что браться! Да и на хер она мне не нужна: я осознал! Я исправился! А жить я могу, где хочу! Имею право по закону!
Тирада, конечно, прозвучала пламенно, из глубины души,