Селянин - Altupi

на случай, если парень находился во дворе или огороде. Стекло дребезжало, стук разносился по всей округе и способен был, наверно, мёртвого поднять, не то что потревожить больную женщину. Но Кирилл не мог остановить Басова — его самого словно парализовало. Парализовало чувством вины и безысходностью. Он стоял, опустил голову и руки, длинная чёлка била по глазам. Егор во всём обвинит его, а не Ларису, и будет прав. Недотраханная сука!

Очень скоро дверь на веранде скрипнула, послышался торопливый бег по деревянным ступенькам, шлёпанье сланцев о босые пятки, и потом Егор вышел из калитки. Остановился, бросил взгляд на Калякина, а затем повернул лицо к прекратившему барабанить участковому. И это был прежний Егор — безучастный, сжатый в пружину, ушедший глубоко в себя. Он молчал и покорно ждал вопросов. Кирилл не мог ему ничего объяснить: в горле стоял комок. Ему было проще убить мента, потому что вряд ли получится найти слова, которые смогут спасти их отношения.

Басов приблизился, ступая туфлями по куриному помёту и не замечая этого. Не замечал он и завораживающей красоты поднятых на него чёрных глаз, на которые то и дело падали сдуваемые ветром пряди. И всё же голос зазвучал несколько мягче. Быть может, из-за того, что Лариса ратовала защитить её любовника.

— Егор, ты подтверждаешь, что сам позвал Кирилла жить к себе?

— Да.

— Хорошо, — протянул Басов, дёрнул бровями, теряя всякий интерес к выполненному заданию, посмотрел на синюю часть неба, где уже полыхали зарницы. — А ты ручаешься, что Кирилл не занимается больше противоправными вещами?

— Да, — с той же беспристрастностью ответил Егор. Он даже не шелохнулся ни разу за эти пять минут.

— Ага… — мент повернул голову и пристально посмотрел на Кирилла, обращался, однако, к Рахманову. — Но если займётся, сообщи. — Ответа он не дождался, а может, и не ждал. — Ладно, иди, Егор, я с твоим другом закончу.

Кирилл чисто интуитивно уловил на себе короткий взгляд Егора, потому что уже опустил глаза. Он злился на полицая, злился! И на Лариску злился! И на весь мир! И на себя! Только всё наладилось! Теперь ни сдвинутых кроватей, ничего! Блять, ну что за жизнь?

Басов молча развернулся и пошёл к своей машине. Кирилл мог бы спокойно юркнуть во двор, запереть засов. В других обстоятельствах со своими прежними дружками он так бы и сделал, гогоча и поливая мусоров матами. Но навлечь ещё больше неприятностей на голову Егора он не желал. Поэтому не оставалось ничего иного, как последовать за ментом.

Ветер поднимал пыль с обочин, нёс её по дороге. Деревья клонились под порывами. Похолодало. Вдали раздался раскат грома. Кирилл обрадовался, когда увидел возвращающегося Андрея. Зорька бойко переставляла копыта, видимо, чувствовала надвигающийся ливень или боялась грозы. Вымя, молотившееся об ноги, ещё не было заполненным до отказа, как обычно. Если бы не дождь, ей бы ещё часа три пастись.

— Ну что, Кирилл, — сказал участковый, следя за приближением коровы, — то, что ты чист, это хорошо. Но я буду наблюдать за тобой, пока ты на моём участке. В целях профилактики.

— Да наблюдайте, — огрызнулся Кирилл, зная, что уже к вечеру уедет с его участка. Пыль летела ему в лицо. — Это всё? А то надо траву из багажника выгрузить, чтобы не намокла. Мы её два часа косили, между прочим.

— Высохнет. А теперь послушай меня внимательно, — Басов взял запылившуюся папку с капота, тон был воспитательским. — Я на этом участке уже пять лет и знаю про эту семью многое. В том числе, какие слухи ходят про Егора, и о том знаю, что это не слухи.

Кирилл побледнел, перестал строить недовольную рожу. Значит, Басов всё же в курсе «настоящей цели», или опять о другом? Язвительные выпады типа «Знаешь, и что?» или «Откуда знаешь, что не слухи? На собственном опыте?» он оставил при себе, ждал продолжения.

— Если ты тоже гомосек, то вам лучше…

— Я не гомосек! — не выдержал, прошипел Кирилл. — И Егор не гомосек, ясно?! Следи за выражениями! За пять лет только до старлея дорос, можешь и помереть им! Я устрою, у меня отец депутат облсовета!

Андрей с коровой протиснулись между качающимися кустами и бампером «Пассата» и прошествовали к калитке. Пацан глазел. Он завёл Зорьку во двор и вышел обратно, стал загонять кур, хлопая в ладоши для острастки.

— В доме несовершеннолетний. Статей пришить можно, сколько влезет, — Басов выдал это как информацию для размышления, затем влез за руль, кинул папку на пассажирское, завёл мотор…

Кирилл ждал, пока он уедет, пока осядет поднятый его машиной шлейф пыли, пока рассеется облачко выхлопных газов. Ждал, не зная, идти ли ему к Рахмановым или уже не стоит. Не знал, как смотреть Егору в глаза. Ветер усилился, погромыхивало. Тучи заслонили солнце, и сразу стало темно, как поздним вечером. Андрей загнал кур во двор и нашёл себе там другое занятие — приготовления к дождю.

Кирилл остался на улице один. На обочине возле набитой травой машины. И никто не шёл ни за ним, ни за результатом их двухчасовых усилий. Обидно, блять. Он ведь не виноват, что на него настучали в полицию.

Как назло, требовалось отлить. Но поссать можно и в кусты. Чуть отойти от дома и там справить нужду.

— Кирилл…

Погружённый в раздумья Калякин вздрогнул, узнал голос Андрея, но, обернувшись, лишь увидел, как его голова с тёмными волосами исчезает за калиткой. Кирилл развернулся, минуту сверлил взглядом старые некрашеные доски, но продолжения так и не последовало.

— Андрюх… зачем звал? — спросил он в пустоту и быстро зашагал к дому. У него появился повод войти, и это радовало.

Во дворе, ограждённом со всех четырёх сторон строениями и заборами, стихия не имела такой силы, как на открытом пространстве улицы. Братьев на переднем дворе не было, только Найда высунула из конуры свою морду и нюхала пахнущий грозой воздух. Дверь на веранду была распахнута. Неясные звуки, позвякивание вёдер, визгливое хрюканье доносились с заднего двора.

— Андрей! — не слишком громко позвал Кирилл и направился к хлеву, а заодно и к туалету. Навстречу с горящими глазами, запыхавшийся вырулил искомый мальчишка собственной персоной. В здоровой руке, наклонив туловище для равновесия, он нёс полное пластмассовое ведро огурцов. Килограммов десять-двенадцать точно. Он наткнулся на Калякина и остановился, отступил на шаг.