Селянин - Altupi

— Ой, извиняюсь, — притих Кирилл, догадавшись, что крикнул слишком громко и мог потревожить маму Галю. А возможно, её оберегали от всяких упоминаний имени бывшего распутного мужа. Но двое его детей в доме — куда уж большее напоминание?

— Ты его знаешь? — спросил Егор. Он отвернулся от сидящих, зажал крышку и донышко банки полотенцем, поднял её, перевернул… Действовал, как ни в чём не бывало, не подавал виду, но от него повеяло холодом — не по отношению к Кириллу, а по отношению к отцу. Калякин это заметил и укоротил свою радостную прыть.

— Ну… он похож на Мишаню, который в областной администрации работает. Какая-то крупная шишка… то ли заместитель губернатора, то ли…

— Председатель правительства, — подсказал Андрей, забравшийся на стул с ногами. Сидел на нём, как кура на насесте, обхватив колени руками. Ещё он походил на поджавшего уши и хвост щенка и всё время посматривал на брата, ловил его реакцию. Егор явно не любил отца — заслуженно не любил — и эта тема в доме была под запретом.

— Да, наверно, — не стал спорить Кирилл, он всё равно не знал должность наверняка. — Этого мужика часто по местным каналам показывают в новостях, поэтому я его знаю. И в интернете часто мелькает. Сайт один есть прикольный, типа молодежный и оппозиционный… так они там всех чиновников троллят и с дерьмом мешают. И вот этого, — Кирилл постучал пальцем по фотографии, — тоже. Его там Мишаней называют. Это ваш отец?

Калякин был настолько поражён открытием, что не знал, чему изумился больше — тому, что знает, хотя бы визуально, отца Рахмановых, или тому, что тот один из первых людей в области. Даже маститее его папы с депутатским значком. В голове возникали картинки чёрных тонированных «Мерседесов», на которых разъезжают работники областной администрации, рестораны, в которые они ходят обедать, офисные стулья за сто тысяч, которые они закупают для своих жирных задниц… Пока эти образы не могли увязаться с кухней с покатым полом и дешёвыми обоями в цветочек, с той нищетой, в которой выживали два брата и их мать. Мишаня зажрался и совсем оборзел?

Егор его не перебивал и потом молчал. Отнёс последнюю банку, накрыл детским шерстяным одеялом в красную и белую клетку, сверху бросил свою болоньевую куртку, укутал. Намочил тряпку, стёр со стола, выкинул мусор в чёрный пакет под раковиной, стал споласкивать кастрюлю из-под маринада. Андрей без его разрешения рта не раскрывал, ворочался на стуле.

— Да, это наш отец, — ставя кастрюлю на полку в кухонном столе, произнёс Егор. Видимо, справился с охватившим душу волнением и решил, что его парень заслужил право знать эту неприятную информацию. Кирилл расценил это как проявление доверия и был благодарен. К этому моменту он вспомнил ещё одну странную вещь, которая его в самом начале сбила с толку, не дав сразу узнать мужика на фото и связать его с братьями.

— Но Мишаня ведь не Рахманов?

— Это длинная история, — ответил Егор. Он закончил с уборкой на столе, выключил огонь под кастрюлей с супом и, вымыв руки, заглянул в окно. — Дождь перестал. Я пойду к Ларисе, а вы…

Услышав последнее, Кирилл забыл обо всём на свете — о фотографиях, Виталике, Мишане. Сердце подскочило. Он встал, едва не хватаясь за Егора, чтобы не пустить.

— Ты пойдёшь?

— Да, схожу, — кивнул Егор, после разговора об отце он стал хмурым и отводил взгляд. — Посмотрю, что ей надо. Сделаю и приду.

— Можно, я пойду с тобой?

— Лучше не надо. Вы лучше поешьте. Андрюш, маму покорми. Кирилл, помоги этому однорукому бандиту. — Егор, потрепав брата по волосам, наконец улыбнулся. У Калякина отлегло от сердца.

Егор ушёл, не переодеваясь, в той же домашней одежде, которую надел после купания под дождём. Значит, свидания не будет. Она просто заставит уставшего парня работать! Или будет капать на мозг разговорами о поселившемся у него криминальном авторитете. Будет пиздить языком, нести дичь, лишь бы настроить своего любовника против его любовника. Попытается соблазнить. Вопросов в голове роилось много, и они отбивали аппетит.

— Я не хочу есть. Егора дождусь, — сказал Кирилл младшему Рахманову, глядя, как тот достаёт из навесного шкафа глубокие тарелки. Тарелки в этом доме тоже были старенькими, некоторые со сколами и трещинами, а вот брезгливости не вызывали.

— Тогда я тоже не буду, — сообщил Андрей и поставил две тарелки обратно в рёбра подставки для посуды. Одну тарелку он оставил. Поставил на стол, затем снял крышку с кастрюли. Всё приходилось делать одной рукой, левой.

— Давай я помогу? — догадался, наконец, Кирилл и, отстранив пацана, встал к плите. Взял тарелку, взял половник… От супа шёл манящий аромат мяса и варёного картофеля с приправами, но все мысли были в доме банкирши. Зачерпнув густого супа, Кирилл наполнил тарелку.

— Хватит. — Андрей остановил его попытку добавить второй половник супа. — Мамка много не ест. Хоть бы это съела.

— Помочь покормить?

— Не надо, я сам, — ответил младший Рахманов и, вынимая из ящика ложку, понизив голос, добавил: — Она тебя стесняется. Стесняется своего больного вида.

— Понятно, — проговорил Кирилл. Ему снова стало не по себе. Он не искал слов утешения, всё равно бы вышло криво, да и в этой семье все давно устали от жалости. Но как-то несправедливо, что ещё не пожилая женщина прикована к кровати, когда могла бы ходить и растить сыновей. Проклятые деньги!

Тяжёлые эти думы немного отвлекли от Егора. Кирилл закрыл кастрюлю, глянул в окно, там догорали последние лучи солнца.

— Я схожу на улицу, посмотрю, как там сено. Вытаскивать его?

Андрей ложкой разминал кусочки картофеля и моркови в супе, получалось жидкое пюре.

— Да, сложи сено на улице, где забор, завтра просушим. Если очень сыро, подстели плёнку, которая на багажнике, а сверху в любом случае накрой той, что в багажнике. И камнями обязательно прижми.

— Хорошо.

Калякин вышел на веранду, потом во двор, где ещё стояли лужи, и, наконец, на улицу. Было ещё светло и тихо. Трава и земля под ногами оставались напитанными водой, влага блестела на машине, на крышах, на листьях. С деревьев изредка капало. Вдали куковала кукушка.

Кирилл присмотрел между вишнями и забором