Селянин - Altupi

— Поздно таскать траву! — поймал за руку мечущегося Калякина Егор. — Ничего, что она в багажнике останется?

— Ничего! — перекрикивая следующий удар грома, проорал Кирилл.

— Тогда накрой багажник плёнкой. Плёнка в том сарае. — Егор указал на сарай, и Кирилл сразу погнал туда. Он уже весь вымок, но эйфория от не случившейся ссоры давала адреналин. В тёмном, без окон, затхлом сарае, распахнув настежь дверь, Кирилл быстро нашёл свёрнутый в несколько раз кусок полиэтиленовой плёнки, каким накрывают парники. Потемневший, грязноватый, видимо, многократно использованный, он лежал на металлической бочке, накрытой широкой доской. Схватив свёрток, Калякин снова выбежал в дождь. Егор спешил с огорода с ведром зеленовато-жёлтого перца. Нёс его не тяжело, как брат, а словно пустое. Он был весь мокрым, прилизанным, как сегодня на речке, только там он был голым, а здесь футболка и трико облепили стройный торс и тощие коленки. На земле образовались лужи, и ноги в шлёпках погружались в воду.

Кирилл не мог взгляда от него оторвать, точно ему не лились за шиворот тёплые потоки. Вспоминал, как ненавидел этого деревенского пидорка и как отчаянно хотел его.

— Кирилл, не стой!

— Да-да, иду! — сказал Калякин и, обогнав, открыл перед Рахмановым калитку в передний двор, коварно оскалился, когда тот проходил в сантиметрах от него, немного наклонился к его уху: — А ведь это ты сдал меня ментам, Егор.

Егор непонимающе повернулся.

— Может, поиграем об этом в ролевые игры? — тут же с невинным видом добавил Кирилл. — Преступник и добропорядочный гражданин…

Егор ничего на это не ответил, но улыбнулся шутке и напомнил:

— Сено намокнет.

— Уже лечу! — отрапортовал Кирилл и ринулся на улицу, по пути замечая, что кто-то из братьев накрыл большим брезентом мотоцикл. Плёнку он разворачивал на ходу. Перед домом к этому времени образовалось маленькое озеро, кончики травинок торчали из воды, по ним били тугие крупные капли. Землю раскиселило, превратило в скользкую грязь. Кирилл не глядя шлёпал по лужам, только пригнул голову, чтобы дождь не хлестал в лицо. Здесь, на улице, он заметил шум — монотонный шум льющегося дождя, шелест капель в листве — и тишину всего остального мира: ни птиц, ни лягушек, ни собак. А ещё от намокшей травы и пыли исходил вкусный запах озона.

Раскинутая поверх багажника плёнка мгновенно прилипла к эмалированному металлу, но Кирилл положил сверху ещё найденные на обочине камни, чтобы не улетела от порывов ветра. Края плёнки свешивались почти до земли, высовывающаяся из багажника трава теперь не должна была пострадать. Правда, она уже давно намокла. Намокла ли та, что находилась внутри, они посмотрят завтра.

Закончив пристраивать камни, Кирилл выпрямился, посмотрел на дом, на деревню, вдруг ставшую такой чистой, что, казалось, старая краска на стенах, крышах, заборах сделалась ярче. Красиво. Радостно. Как в детстве.

Кирилл себя не узнавал: дождь вымочил его до нитки, заливает глаза, стучит по макушке, плечам и спине, а он не злится, а порхает аки пчела и чувствует невероятное воодушевление, лёгкость. Вот что любовь с людьми делает! Какое счастье, что Егор его понял. Егор — золото!

Гроза давно сместилась к северу. Дождь стал тише и холоднее. На юге и западе виднелась полоска голубого неба. Кирилл, стряхивая, подобно собаке, воду с волос, пошёл всё-таки в дом.

50

Наступил вечер, и Кирилл втайне надеялся, что Егор не пойдёт к банкирше, учитывая дневное происшествие. Дождь почти закончился: лил мелко, а на западе оранжево-розовыми лучами светило умытое солнце. Мама Галя смотрела телевизор, а они втроём под яркой лампочкой в простецком стеклянном абажуре сидели на кухне. Егор готовил суп, потом занялся консервированием огурцов: мыл содой двухлитровые банки, готовил маринад со специями. Андрей и Кирилл помогали по мелочи — чистили морковку и картошку, полоскали в маленьком пластмассовом тазу огурцы, раскладывали их по банкам, добавляли чеснок, эстрагон, смородиновые листочки и кружочки моркови. Было весело. По кухне плыли щекочущие обонятельные рецепторы запахи картофельной похлёбки и пряностей.

— Всё, теперь я сам, — сказал Егор, разгоняя помощников по местам. Взял прокипячённые жестяные крышки золотистого цвета и устройство с чёрной пластмассовой ручкой, которое называлось «закаткой» или «закруткой». Положил их на кухонный стол и с половником повернулся к кастрюле с кипевшим на медленном огне маринадом. Зачерпнул и осторожно, высунув от усердия язык, стал наливать в ближайшую банку. Стеклянные стенки мигом запотели.

Кирилл и Андрей опустились позади него на стулья у обеденного стола.

— Чем займёмся? — глядя в покрытое рябью мокрых дорожек окно, спросил малец.— Чаю попьём?

— Плита занята, — кивнул на просившего не мешать повара и холодный чайник Кирилл. Прикинул, чем ещё заняться, и в голову пришла отличная мысль. — А фотографии у вас есть? Фотоальбом?

— Альбом? Есть! Сейчас притащу! — загорелся интересом Андрейка и рванул со стула через прихожую прямиком в горницу. Чуть сместившись, чтобы видеть через расположенные друг напротив друга дверные проёмы, Кирилл заметил, как пацан юркнул в их с братом спаленку. Спустя пару минут он вынырнул оттуда с двумя альбомами в руках и ещё через мгновение приземлился на стул, а альбомы плюхнул на стол.

— Вот.

Егор ничего на их забаву не сказал, даже не повернулся — он закатывал банку. Механизм издавал металлическо-шуршащие звуки. Огурцы уже начали менять цвет с зелёного на буро-болотный.

Один альбом был современным, с прозрачной обложкой поверх цветной картинки, изображающей водопад в тропических зарослях. Маленького формата — по одной фотографии на странице. Другой явно купили в советские времена. Снимки тогда ещё не помещали под специальную плёнку, а приклеивали «уголочками» или вкладывали между страниц. У бабушек Кирилла имелись такие.

Он начал с современного, подозревая, что Виталика надо искать именно в нём. На первой фотографии были парадно одетые Егор и Андрей на фоне двухэтажного панельного здания и других людей.

— Это мой первый звонок, — пояснил Андрей. — После линейки нас мамка фотографировала. А это наша школа, только сейчас на ней крышу другую сделали, та протекала.

Фотография была нечёткой, с датой в углу. Наверняка на обратной стороне идёт надпись «Кодак» или «Коника». Такие раньше печатали в салонах с плёночных фотоаппаратов. Но это было сто лет назад. Вернее, если судить по дате — почти шесть лет назад.

На следующем развороте был только Егор. Совсем мальчик. Оба почти одинаковых снимка с какого-то школьного мероприятия,