Экспедиция надежды - Хавьер Моро

погубить экспедицию! Детей нужно нормально разместить, чтобы можно было проветривать помещение, и это не прихоть, а суровая необходимость!

– Ну так поменяйтесь с ними, и пусть все врачи и санитары последуют вашему примеру. Потому что других мест нет.

– Я буду просить, чтобы вас заставили возместить ту наценку, которую вы с меня взяли!

Но Креспо уже его не слушал. Он отвернулся и начал раздавать приказы матросам:

– Лево на борт! Травить шкоты!

Бальмис нашел Исабель – та кипела от возмущения.

– Как всегда, детям приходится хуже всего, – почти кричала она.

– Если случится что-то непредвиденное и плавание затянется, мы останемся без препарата… Это катастрофа.

– Не убивайтесь раньше времени. Но мне не хватает Педро дель Барко, вот он был настоящим капитаном, не то что этот мерзавец.

И снова Бальмис написал министру Кабальеро, рассказав о произошедшем; он не стал скрывать, что дети умерли бы от голода, если бы пассажиры не делились с ними своими запасами. В завершение он просил, чтобы ему возместили разницу, которую пришлось доплатить по требованию Креспо «за жалкие и унизительные условия проживания». Доктор собирался сразу же по приезде вручить копию этого послания губернатору Манилы.

Но губернатор Рафаэль Мария Агилар и Понсе де Леон не снизошел до того, чтобы встретить экспедицию, когда пятнадцатого апреля 1805 года «Магеллан» бросил якорь в Манильской бухте; плавание продлилось меньше запланированного срока благодаря попутным ветрам. Губернатора, находящегося в подчинении у Итурригарая, заранее известили о вздорном характере испанского медика. Слава человека вспыльчивого опережала его… и вредила ему. Бальмису пришлось самому искать встречи с чиновником в его дворце. Первым делом доктор потребовал вмешательства губернатора, чтобы капитан вернул ему восемь тысяч шестьсот песо, которые Креспо содрал с него сверх обычной платы. Но чиновник оттягивал и оттягивал решение вопроса: он не испытывал ни малейшего желания ввязываться в эту историю, ему не хотелось портить отношения с могущественными купцами, и вообще, вокруг Манильского галеона было сосредоточено слишком много чужих интересов. А вот чего удалось добиться, так это разрешения приступить к вакцинации прямо на следующий день, сначала во дворце, а затем уже в городе.

74

Со времени отправления из Акапулько прошло более двух месяцев, и путешественников привели в восторг зеленые холмы, окружающие обнесенный крепостной стеной город, район Интрамурос, сердце Манилы, где жили и трудились королевские чиновники и состоятельные семейства; радовали взор тысячи пальм на белом песке побережья, каноэ туземцев – улыбающихся меднокожих людей, окруживших галеон; доставлял наслаждение и сам воздух, насыщенный запахом специй. Исабель была счастлива, что довезла всех детей живыми и здоровыми, но у нее душа ушла в пятки, когда она увидела дом, куда губернатор распорядился их поселить. Это была старая развалюха за пределами городской стены, на улице, походившей на тошнотворную помойку, неподалеку от китайских ворот Париан, в самой низкой и нездоровой части Манилы. В этом квартале китайцы, японцы и малайцы жили бок о бок с аборигенами и нищими испанскими поселенцами. Как же тосковала Исабель! И это не было ностальгией по родной Галисии, нет, она безумно скучала по сыну, по жизни в Пуэбле – земле, которая приняла ее и которую Исабель привыкла считать своей. Внезапно перспектива провести несколько месяцев в этом городе, столь отличном от всех, что она видела прежде, показалась ей невыносимой.

Настоятель собора дон Франсиско Диас Дурана и старший сержант гарнизона помогли экспедиции найти новое, более удобное, жилище: их перевели в монастырь в пределах крепостной стены; большая терраса под крышей из пальмовых листьев отлично подходила для общей спальни. Оттуда открывался вид на геометрически точное пересечение улиц, разбивающих город на квадраты, – типичная планировка, которую испанцы использовали при возведении большинства городов в Америке, – на высокие башни, гигантских размеров форт, ощетинившийся пушками, великолепный собор и церкви поменьше, частные и общественные дворцы и особняки, площади и больницы, Папский и Королевский университет Санто-Томас, первый в Азии. До путешественников доносились крики торговцев, обрывки разговоров на непонятном языке и грохот тележек по мостовой. Интрамурос представлял собой центр администрации, образования и торговли Филиппин и вместе с тем олицетворял мощь королевской власти.

Шестнадцатого апреля, на следующий день после прибытия, Бальмис прямо во дворце губернатора сделал прививки пятерым его отпрыскам. Доктор нехотя согласился на эти условия, поскольку, по его мнению, значительно больший эффект вакцинация возымела бы в каком-нибудь общественном месте. Но губернатор стоял насмерть: в его привычки вовсе не входило общение с простым народом. Бальмис, уже смирившийся с прохладным отношением властей, если не с открытым противостоянием, вынужден был уступить. Затем настоятель выделил ему помещение в университетском ректорате, и экспедиция развернула прививочную кампанию для населения. Даже без конкретной поддержки губернатора и епископа – они полагали, что эта процедура бесполезна, – успех вакцинации в Маниле был очевидным, незамедлительным и долгосрочным.

За четыре последующих месяца прививку получили девять тысяч человек. Участникам группы приходилось работать посменно, потому что всегда кто-то болел. Исабель подхватила дизентерию, уложившую ее в постель на две недели. Монахини ухаживали как за ней, так и за детьми. Жаркий и нездоровый тропический климат, а равно и тучи москитов собирали свою дань. По окончании работы в Маниле Бальмис отправил своего племянника, санитара Франсиско Пастора, и санитара Ортегу в поездку по близлежащим островам – там оспа нанесла чудовищный урон. На юге, на Висайском архипелаге, с ними произошел удивительный и трогательный случай. Местное население воевало с испанцами с самого начала конкисты, но при появлении Франсиско Пастора и Ортеги повстанцы, узнав, что те посланы королем ради сохранения их здоровья и жизни, сложили оружие. Приезд экспедиции случился как нельзя более кстати: островитян косила самая суровая эпидемия, какую они когда-либо знали.

Едва Бальмис закончил составлять регламент поддержания вакцинной цепочки в Маниле, как снова заболел, словно его организм отказывался служить по завершении основной миссии. Измученный хроническим кровавым поносом и лихорадкой, Бальмис провел несколько дней между жизнью и смертью. В горячечном бреду он вел бессвязные речи о былых битвах за организацию и снабжение экспедиции, о разочарованиях, постигших его в Пуэрто-Рико и Новой Испании, о подстроенной капитаном Креспо ловушке… Исабель каждый день с утра до вечера сидела у постели больного в одной из комнат ректората, куда определили Бальмиса. Для него Исабель была лучшей и самой опытной сиделкой, какую только возможно представить. Она старалась успокоить его, говоря, что работа продолжается силами санитаров и фельдшеров; она обтирала ему лоб полотенцем, смоченным отваром ромашки, пока не появлялся лечащий врач и не пускал больному кровь или не ставил клизму с настоем