Экспедиция надежды - Хавьер Моро

дистанцию и придав письму официальный тон. Нельзя было рисковать – на тот случай, если письмо попадет в чужие руки и какой-нибудь излишне любопытный посредник сунет в него нос. Она не сомневалась, что прелат умеет читать между строк и поймет причины, заставляющие ее исполнить долг до конца. Он и сам был рабом своего долга.

Собирая дорожную сумку в темноте монастыря, Исабель пыталась представить себе реакцию епископа на письмо: она была уверена, что он испытает облегчение. И в глубине души останется ей благодарен. Когда пропел петух, Исабель на цыпочках зашла в комнату мальчиков и тихонько поцеловала сначала сына, а потом Кандидо, который тут же проснулся, испуганно глядя на нее.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего, все в порядке, спи…

– Ты уезжаешь, да?

Этот мальчик обладал невероятным нюхом, особой интуицией; он сразу чувствовал, что его опять собираются покинуть.

– Я уезжаю на несколько дней, но вернусь…

– А Бенито?

– Не волнуйся, он останется с тобой. Поскольку ты старше, я поручаю тебе присматривать за ним, обещаешь?

Кандидо кивнул.

– Подожди, – попросил он.

Мальчик встал с кровати и обнял Исабель; он долго не размыкал рук, в глубине души не желая отпускать ее.

– Все, давай, возвращайся в постель и спи.

– Но ты вернешься, да? Поклянись моими покойниками!

Исабель изобразила непристойный моряцкий жест, который так нравился мальчику: она скрестила пальцы и поцеловала их кончики. Когда Кандидо заснул, она взяла сумку и оставила письмо дежурной монахине у «торно» для подкидышей с просьбой передать его сеньору епископу. Исабель шагала по улицам Пуэблы; было холодно, и сердце ее сжималось.

На верхнем этаже своего дворца епископ маялся от бессонницы. Первые лучи рассвета застали его у окна спальни, откуда он наблюдал, как из города выезжает дилижанс и, как обычно, медленно огибает холм, чтобы выбраться на тракт. Он не мог и вообразить, что дилижанс увозит Исабель, виновницу его ночного бдения.

71

Исабель не сразу узнала Бальмиса. Он исхудал, брови казались особенно кустистыми на фоне сероватой кожи, лоб избороздили морщины, а поредевшие волосы стояли дыбом. При появлении Исабель лицо доктора осветилось улыбкой, по которой стало все ясно. Теперь он не сомневался: они попадут в Акапулько к назначенному сроку.

– Слава Богу, что вы так быстро приехали, Исабель… – произнес Бальмис, нервно моргая в знак приветствия.

Доктор крепко обнял ее. С Бальмисом девушка никогда не понимала, невинны эти объятия или скрывают нечто большее. Но на этот раз он не пытался ее удерживать, когда она отстранилась. Бальмис просто выражал таким образом свою благодарность.

– Вы нашли человека для ухода за детьми на время путешествия? – поинтересовалась Исабель.

– Такого, как вы, – нет. В конце концов, найму еще несколько санитаров.

– Тогда с ними поеду я.

– В Манилу?

– Да.

– Это замечательная новость!

Возникла пауза, Исабель с грустным видом рассеянно смотрела в окно.

– Уж лучше море, – прошептала она.

– Простите?

Исабель пожала плечами.

– Ничего, это я так.

Бальмис окинул ее внимательным взглядом.

– Что-то случилось в Пуэбле? Ваш сын?..

– У Бенито и Кандидо все в порядке, они на попечении епископа. Я приехала потому… Я считаю своим долгом помочь вам на этом последнем отрезке пути. Надо заканчивать то, что начали, не так ли?

Исабель посмотрела на комнату, заваленную медицинским оборудованием, рулонами ткани, картами, бухтами веревок, ящиками и баулами. Надо приниматься за работу, надо забыть о себе.

Присутствие Исабель воодушевило всех участников экспедиции. Действительно, она была той самой недостающей деталью, чтобы все дело стронулось с места. За один день она переоборудовала дом в швейную мастерскую и наняла десяток портных и швей для изготовления детской одежды. Посменная работа шла круглосуточно. Сам Бальмис принялся сооружать большие сумки, чтобы перевозить малышей на мулах.

Исабель отправилась в приют, чтобы выбрать ребенка, которому привьют вакцину, чтобы доставить лимфу в Акапулько. Сразу же у порога сестра-хозяйка сообщила ей, что на днях скончался Томас Мелитон. Маленький Томас, с оттопыренными ушами и полным любопытства взглядом; он научился плеваться лучше любого взрослого, был единственным, кто в минуту страха звал Исабель мамой, это он так вопил от ужаса перед вакциной, что перебудил весь корабль, это ему только что исполнилось четыре года… Исабель пришлось закрыться в кабинете капеллана, чтобы не попасться на глаза другим детям. Она рыдала так безудержно, что вскоре начались судороги. Когда девушка с трудом успокоилась, ее пробили озноб и дрожь. Воспоминания накатывали одно за другим; пришло на память, как стойко держался малыш во время прививки, когда они подплывали к Кубе.

– Мне было совсем не больно, – похвастался он с гордостью.

Последнее, что Исабель смогла для него сделать, – это перевести его в женское отделение в приюте, «ничтожно мало», – подумала она, снедаемая чувством вины.

– Однажды в приют пришла одна бедная дама и усыновила Херонимо, лучшего друга Томаса, – рассказывала сестра-хозяйка. – Он остался один и очень переживал. Все надеялся, что за ним тоже кто-нибудь придет, да вот не случилось… Два месяца назад он проснулся с температурой, его знобило, а за ушами появились красные точки. Ах, сеньора, мы подумали, что это оспа, что вакцина на него не подействовала! Но нет, сеньора, это оказалась корь.

Бедняки из богадельни, а с ними двадцать шесть мексиканских детей, ждущие своего путешествия на Филиппины, проводили тело маленького Томаса до нового кладбища, недавно построенного за городской чертой, как и советовал Бальмис в своем докладе вице-королю, в качестве меры общественного здравоохранения.

Исабель, прежде чем вернуться в дом-мастерскую, попросила, чтобы ее отвели положить цветы к могиле ребенка. Она пребывала в отчаянии: Томас на какое-то время стал еще одним ее сыном. Между ними установилась такая прочная связь, что теперь, когда смерть забрала его, Исабель ощущала растерянность и неуверенность.

Она обвиняла в смерти Томаса Мелитона продажность и коррупцию нерадивых вассалов короля: именно они продолжали держать детей в пагубной атмосфере этого приходящего в упадок приюта. «Когда вице-король собирался выполнить свое обещание и перевести мальчиков в Патриотическую школу?» – спросила Исабель, глядя на Бальмиса покрасневшими от слез глазами. Доктор пожал плечами, не зная, что ответить. Он тоже впал в уныние, его мучили угрызения совести. Бальмис вспоминал этого малыша, веселого и вежливого, из тех, кто никогда не создает проблем. Ребенок умер вдали от родной Испании, и причиной тому стало невыполненное обещание правительства его собственного королевства. «Какой позор!» – размышлял доктор, трудясь над седельными сумками, в которых маленьким мексиканцам предстояло преодолеть триста километров пути до Акапулько.

Восемнадцатого января 1805 года караван из тридцати лошадей и дюжины мулов с грузом выдвинулся из