Великий маг - Юрий Никитин

Я проснулся, голова не то чтобы уж очень тяжелая, но в нейстранная легкость. И почему-то качаются стены. Нет, не качаются, я ж не накорабле, но все же что-то с ними не так…

Не настолько я напился, чтоб не помнить, где заснул. А этоне мои апартаменты, хотя в части роскоши могут поспорить, могут. Но уже не зал,к счастью, здесь даже уютнее. Огромная комната, меблированная очень изысканно,на стенах непременные картины. Чувствуется, что руководила дизайном одна и таже рука.

Я спустил ноги с постели. Голые ступни опустились в толстыйковер. В меру толстый. Кто-то знает, что не люблю, когда ноги тонут в ворсе пощиколотку, но это и не дешевое ковровое покрытие.

Дверь открылась от легкого толчка. Я едва не вывалился напростор, ибо пол в самом деле слегка качнулся. В лицо пахнул свежий морскойветер, я застыл, глаза распахнулись шире, чем у Кристины, когда она услышала,как высоко меня оценивают.

Передо мной палуба самого элегантного корабля, который ятолько мог себе представить. А дальше… дальше бескрайние волны. До горизонта.Справа и слева – тоже. Я не оборачивался, спиной и затылком чувствовал, чтоморе всюду. Я нахожусь на большом корабле, язык все время старается назвать егокоролевской яхтой.

В десятке шагов впереди отворилась дверь. Вышла оченькрасивая молодая женщина. Роскошные пышные волосы завязаны узлом на спине, вглазах смех. Она в… гм… морской одежде, по крайней мере, китель, на волосахфуражка с кокардой, крепкие бедра обтягивает нечто среднее между шортами итрусиками.

Я невольно засмотрелся на ее длинные стройные ноги, покрытыеровным изумительным загаром. Голова начала медленно проясняться.

– Приветствую вас, – сказала она нежным звонким голосом. –Я Джессика Лайн, капитан этого корабля. Правда-правда, у меня международныйдиплом, выдан по всем правилам!

– Приветствую, – ответил я, голос мой прозвучалнесколько хрипло. – А я – Владимир Факельный, пленник.

Она отмахнулась.

– То, что я слышала о вас, говорит о том, что стоит вамтолько шевельнуть бровью… и этот корабль – ваш. А я буду служить вам. Или… еслизахотите, меня уволите, возьмете другого, старого и занудного! Но,предупреждаю, я в самом деле один из лучших капитанов!.. Извините, меня послалипригласить вас на завтрак.

Я сказал медленно:

– Послали?..

Она пожала плечами.

– Я не хозяйка, а всего лишь служащий. Хоть ивысокопоставленный и высококвалифицированный… какое длинное слово!.. Итак?

– Пойдемте, – сказал я.

Корабль слишком огромен, устойчив, и слишком роскошен.Дворец султана Брунея на плаву, Тадж-Махал посреди океана. Элегантный капитанэтого корабля направилась не к какой-нибудь рубке или что там еще на корабле, ак зданию, тоже роскошному и построенному не по проекту архитектора изУрюпинска.

Когда эта Джессика Лайн распахнула передо мной дверь, яподсознательно ожидал, что придется спускаться по железным ступенькам, справа ислева брызжут паром горячие трубы, но без всяких холлов открылся большой зал.Снова я ощутил знакомую руку опытного и явно дорогого дизайнера.

Посреди зала огромный широкий стол, можно усадить идвенадцать человек, и двадцать, и даже семерых. Элегантный капитан обогнуластол, оглянулась, улыбка была больше дружеская, чем профессиональноприветливая.

– Вас ждут в задней комнатке. Там теснее, но…

Снова она распахнула дверь, как услужливый шофер дверцулимузина. Я перешагнул порог и наткнулся на шесть взглядов. Эта комната намногоменьше, проще, стол придвинут к стене, а в креслах все шестеро: Челлестоун,Соммерг, Лордер, Лакло, Живков, Ноздрикл.

Челлестоун, несмотря на его грузность, поднялся первым,довольно резво, тут же встали и остальные.

– Вольно, – сказал я. – Садитесь, господа.

Челлестоун слабо улыбнулся.

– Я счастлив, – прогудел он виноватымбасом, – что вы не потеряли чувства юмора. Простите за все, Владимир… еслисможете. Впрочем, я на это и не надеюсь.

– Правильно делаете, – ответил я. – Итак, чтоэто значит?

Они переглядывались, бросали друг на друга нервные взгляды.Челлестоун проглотил комок в горле, сказал торопливо:

– Прежде всего… прошу вас, сядьте. Где угодно. Еслихотите, сгоните любого из нас с его места.

– Вас сгонишь, – ответил я.

Они молча смотрели, как я сел. Я некоторое время двигался,устраиваясь поудобнее. На самом деле, конечно, выгадывал секунды, стараясьухватить как можно больше из ситуации. То, что чувствуют себя явно неловко идаже виноватыми, мне автоматически придает уверенности. И тут неважно, играютвиноватых или в самом деле так себя чувствуют, но я ощущаю себя все крепче, аэтого хотят и они, и я.

Челлестоун оглядел коллег, но все пятеро отводили взгляды.Он скривился, сказал грубым голосом, который напрасно старался сделать мягче:

– У вас возникли вопросы… Так задайте! Мы здесь, чтобына все ответить.

– Какие вопросы? – удивился я. – Вы меняпохитили, чтобы продать в рабство. Говорят, у вас все еще есть хижины дяди Томадля негров, евреев и коммунистов.

Челлестоун хрюкнул, беспомощно развел руками. Молчаниедлилось почти минуту, наконец устало заговорил Соммерг. Глаза его показалисьмне покрасневшими, словно долго смотрел навстречу сухому ветру.

– Хотите правду? – спросил он серым бесцветнымголосом. – Так вот получайте ее… Да, весь этот симпозиум был затеян содной-единственной целью, чтобы выманить вас из России. И мы все, все шестеро,участвуем в этой гнусности. Добровольно участвуем, никто нас не принуждал.

– Странно видеть идейных людей, – сказал я, –в вашем лагере.

Соммерг кивнул, но смолчал, а сказал тихим печальным голосомЖивков:

– Дело в том, Володя, что ставки слишком уж высоки.

– Для того, чтобы возникли идеи?

– Идеи, Володя, – сказал Живков, – вблагополучном обществе не нужны… почти не нужны. Когда человек сыт, то его ум идуша спят.

– Но я, – сказал я, – человек идейный. Докрайности идейный… Кстати, вы считаете, что сойдет с рук?

Он кивнул.

– Еще бы.

– Почему?

– Сами догадайтесь… Россия – не Америка. Это нашастрана сразу встает на дыбы, только бы защитить своих граждан. Стоит одномуприщемить палец где-нибудь на другом конце света, тут же посылаем ударныйавианосец с крылатыми ракетами и сотней самолетов с бомбами точного наведения.Не отпустите нашего – разнесем половину вашей страны!.. А как в этих случаяхпоступает Россия?

– Значит, – ответил я, – моя любовь крепче. Яее люблю и такую, хроменькую. А вы по принципу: ты – мне, я – тебе.